«После революции у нас был творческий взрыв. А сейчас у людей, которые уже дважды беженцы, больше пустота внутри»
«Наша Ніва»: Когда вы уехали из Украины (туда певица переехала в августе 2020-го)?
Анастасия Шпаковская: Ощущение войны было уже за месяц до ее начала. Мы собирались уезжать в Польшу за неделю до 24 февраля. Но получилось так, что мы из Киева выехали только 23 числа к друзьям во Львов. Там нас застала война. Наш переезд вообще был легкий, без чудовищных событий. Только на границе была уже большая очередь, и мы стояли одиннадцать часов. Люди, которые уезжали из Львова на четыре часа позже нас, доехали до Польши только через два дня.
Конечно, белорусам, которые уже переживали переезд в Украину, уезжать было проще. В отличие от украинцев нет у нас корней, которые сильно бы держали. Ты такой белорусский «цыган».
Наших вещей в Киеве много осталось. Сейчас думаем, как перевезти музыкальные инструменты. Но понимаешь, что самое главное — это дети и какой-то минимум необходимого.
«НН»: Как ваша жизнь выглядит сейчас?
АШ: Если сравнивать с происходящим в мире, конечно, жизнь наша прекрасна. На нас не летят ракеты, в нас не стреляют, и мы вообще дышим пока свободным воздухом. Война чувствуется, когда с кем-то разговариваешь с Украины или когда читаешь новости. А так гуляешь по городу, все цветет, и даже иногда стыдно за то, что рядом такое горе, а у тебя тут все так спокойно.
Сейчас в театре (Русский драматический театр Литвы. — «НН») репетирую спектакль об украинской истории. Основная тема в нем — убийство в Мариуполе литовского режиссера. И плюс истории людей, которые видели сами, что происходит. Такова документальная постановка. Мы собираем материал, и это, конечно, не дает расслабиться. Ты каждый день должен читать, следить, искать личные истории, которые можно будет рассказать всему миру.
Также в театре сейчас думают менять название. Возможно, на театр имени Адама Мицкевича. Но я пока точно не знаю.
«НН»: Почему не остались в Польше?
АШ: Сначала рассчитывали, что там будет бизнес у мужа. Но в связи с тем, что с Беларуси начались бомбардировки Украины, этот вариант отпал. Муж остался без бизнеса. Мы еще как раз были в Польше в тот момент, когда была гуманитарная катастрофа. Казалось, можно не выдержать просто такого количества людей. И потом появилось предложение от театра и мы поехали в Литву.
«НН»: Какой бы своей песней, строками описали, что чувствуете?
АШ: «Не осталось ничего, кроме дома твоего, кроме дома твоего, только дома никого». Эта строка мне как-то приснилась. Думаю даже вставить ее куда-нибудь в роль. В ней какое-то ощущение внутренней пустоты.
Очень много сил занимает переживание за эту войну. Даже на дистанции ты как наркоман постоянно читаешь новости, что там происходит. Как будто своими знаниями, этой энергией можем помочь. Сложное состояние. С момента отъезда из Беларуси меня не покидает. Просто оно был более локальным, узким. А теперь ощущение, что я просто сплю. И этот сон должен закончиться, и все будет по старинке.
«НН»: Трудно ли вам быть в таких условиях творческим человеком?
АШ: С одной стороны, нет, потому что творчество помогает. Можно что-то написать, проговорить — и вроде бы уже не так больно. А иногда, когда ты чувствуешь, что не хочешь ничего говорить (а для творца это единственное, что ты можешь сделать), становится сложно. Бывает ощущение пустоты внутри.
Анализирую свои песни, которые были посвящены событиям в Украине в 2014 году, и вижу, как я часто обращала внимание на тему войны, диктатуры. А с того же времени ничего не изменилось. И это забирает последние силы. Зачем что-то делать, если этим ничего не изменишь?
А потом появляется какая-то встреча с человеком, который рассказывает, как его спасла эта песня. И я поняла, что, видимо, нужно делать и дальше. Хочется найти какую-то энергию, чтобы к себе ее приютить и делиться с людьми. Но я понимаю, что если после революции у нас был такой творческий взрыв, то теперь у нас, у людей, которые уже дважды беженцы, у большинства пустота внутри. Пока так.
«НН»: Поддерживаете ли вы контакт с коллегами из Горьковского театра сейчас? Что они рассказывают о происходящем в театре?
АШ: Не поддерживаю. Всегда говорила, что никого не осуждаю и стараюсь понять. Я знаю, что там сейчас, и для меня это очень больно. Не понимаю, как можно делать вид, что ничего не происходит, ставить развлекательные спектакли. Им, может, еще сложнее, чем мне, ведь они запутались в своей системе координат.
«Первое, что я говорю, что я из Киева, а потом, что белоруска. А не наоборот»
«НН»: Как война повлияет на белорусов?
АШ: Есть сейчас ощущение, которое было и после 2020 года, что очень видно стало черное и белое. Вроде бы тьма от мира отошла. Надеюсь, что наша привычка ссориться даже во время войны все-таки отойдет назад. За какими-то вещами просто стыдно наблюдать. Думаю, что тот свет, который зажегся в нас в 2020-м, еще больше разгорится и будет двигать нас к победе.
«НН»: Какие ссоры вы имеете в виду?
АШ: Когда Зеленский сказал о Беларуси в интервью российским журналистам. Многие ожидали, что он расскажет, как они потом освободят Беларусь и сбросят Лукашенко. Эти люди разочаровались в нем. А меня вообще не резануло.
Но что началось потом, какое обсуждение…
Я согласна, что если бы Украина полноценно поддержала Беларусь после 2020-го, то, возможно, не было бы оккупации нашей страны. Но что мы говорим о прошлом, когда сейчас Зеленский отвечает за Украину, в которой идет полноценная война. Я даже тогда написала, что жду, когда белорусы скажут, что Зеленский — рука Кремля.
«НН»: «Беларуси не отмыться «, — вы говорили. Вы лично чувствуете вину?
АШ: Есть персональная вина и коллективная. Первую не чувствую. Я многое сделала, чтобы меня услышали и чтобы этого всего не произошло. А вот вторую вину чувствую. Если есть какой-то стыд, то мы не можем отделить себя от нашей страны, которую оккупировала Россия и с которой Лукашенко стреляет по украинским городам.
Ассоциации сейчас с Беларусью обидные. Вот, например, на моем личном опыте. Пришла детей записать в секцию. Первое, что я говорю, что я из Киева, а потом, что белоруска. А не наоборот. Нужно немного рассказать свою историю, что ты именно тот человек, который пострадал от режима. Без этого чувствуется очень плохое отношение. И это нормально в такой ситуации. Коллективную ответственность мы все равно будем нести. Нужно рассказывать больше о наших добрых поступках.
«Мы прошли через насилие и оказались в мире, где никому не нужны, — это ужасно»
«НН»: В одном из интервью вы говорили про Окрестина и пытки там: «Может быть, в военное время, все это [пытки, репрессии] становится немного повседневнее». Сейчас тоже так считаете?
АШ: Я в этот спектакль хочу очень внести нашу белорусскую тему. Мне важно донести, что значит пройти через пытки на Окрестина, побег из Беларуси, а потом еще один переезд и осознание того, что из твоей страны летят ракеты. Хочу, чтобы прозвучала история, как нам портили паспорта, в которых писали «Слава Украине».
Сейчас наши пытки выглядят, конечно, не такими ужасными, как убийства в Украине, но мы прошли через насилие и оказались в мире, где никому не нужны, — это ужасно.
Об этом стоит говорить. Украинцы переживают трагедию, смерти, но ведь они приезжают — и им все рады. А у нас совсем другая история.
«НН»: Вам за это обидно?
АШ: Скорее ощущение мытарств. Не моих персональных, а нашей нации. Как будто мы чем-то заслужили такое к себе отношение. Я стараюсь более философски это воспринимать и думать, как это можно исправить. Пытаюсь понять, отчего это произошло, чтобы больше мы никогда не повторили ошибку.
Если понимаешь масштаб беды, то обида здесь может быть только в смысле, что мы одно пережили, потом второе и сейчас третье.
«НН»: Как не очерстветь в такое время?
АШ: У меня есть правило еще из Киева — я встречаюсь с людьми. Мы беседуем и создаем себе личный мир. Это очень помогает. В Киеве мы устраивали квартирники, и тогда «шпакоўнікі» были рядом. Пока здесь сейчас у меня нет музыкантов. Хотя я очень хочу устраивать концерты, мероприятия для своих. Тех, кто думает так же, как и ты. Рядом с людьми ощущение ненужности не такое острое. Конечно, не надо останавливаться делать то, что мы можем. Мы как хотели победы, так и хотим. Как хотели свободу в своей стране, так и хотим.
«Ведем переговоры и будем начинать белорусскую школу в Грузии»
«НН»: Что с вашей школой после переезда?
АШ: Две с половиной недели после начала войны она не работала. Сейчас все восстановилось. У нас много новых учеников — из Беларуси уезжают люди в связи с войной. Несколько детей у нас остались в Украине. Остальные уехали, и некоторые из них пойдут уже в местные школы, смотря в какой стране находятся. Будет, конечно, вопрос с существованием именно украинского направления.
Мы сейчас ведем переговоры и будем начинать такую же школу в Грузии. И надеюсь, что получится еще в Польше. Но там сложнее, так как у них вообще другая образовательная система. Преподаватели — те, кто был репрессирован в Беларуси, они продолжают работать у нас.
С финансированием сложно. Большинство детей обучается бесплатно. А у тех, кто платил, заблокировали в Украине счета. Есть у нас определенная поддержка, и я надеюсь, что ее до конца года хватит.
Мне жаль, что нам не помогают сильные и крупные организации. Разговаривали насчет финансирования школы с офисом Тихановской, но результата никакого нет. Может, они не видят интереса в этом проекте, хотя сохранить родной язык и знания о Беларуси у детей, которые оказались за пределами страны, — это главное. А также важна поддержка репрессированных учителей.
«НН»: Организовать белорусскоязычное обучение за рубежом — сложно?
АШ: Нет. У нас дети изучают русский, белорусский, украинский и английский языки. Здесь просто нужно было договориться со школой, которая бы потом аттестовывала детей. Сама идея универсальна.
«НН»: Сколько сейчас у вас учеников?
АШ: Точно не скажу. Около 50 детей и 27 преподавателей. Это с белорусским и украинским вектором.
«НН»: Вы говорили как-то в интервью, что за онлайн-форматом будущее. Как же вопрос социализации детей?
АШ: Я думаю, что концентрированность знаний, которая есть именно в онлайн-формате, даже невозможна в оффлайне. Здесь дети не обращают внимание друг на друга, они приходят на урок ради знаний. Но им надо и пообщаться, это я тоже понимаю. Можно найти другие формы для этого, чтобы дети дружили и проводили время вместе.
«НН»: Что нужно, чтобы воспитать настоящего белоруса?
АШ: Изучать настоящую белорусскую историю. У нас в школе шикарный учитель. Я иногда сама присоединяюсь к этим занятиям. И, конечно, белорусский язык.
«Путин Сталина в пример ставит. Почему у них должны быть гуманные солдаты?»
«НН»: Как ваши дети пережили переезд?
АШ: За неделю до начала войны я им говорила, что она будет. Они считали, что я уже схожу с ума. Но более или менее это их подготовило. Пережили нормально.
«НН»: А откуда было такое ощущение?
АШ: Армия стоит по всей границе, этот Путин что-то несет насчет Украины. Просто не хотелось думать, ведь в этом столько безжалостного и бесчеловечного, что здравый смысл брал верх. Эта агрессия у российских военных воспитывалась десятилетиями. Для меня стало все понятно, когда закрыли в России общественную организацию «Мемориал».
В этой стране НКВД не перестал работать. Одни сменились на других. Дети, внуки, правнуки тех убийц продолжают их дело сейчас. У них Ленин в мавзолее до сих пор лежит. Путин Сталина в пример ставит. Почему у них должны быть гуманные солдаты? Человечности у большинства русских (не у всех, конечно) нет ни на генетическом уровне, ни на социальном.
«НН»: Как думаете, когда это все может закончиться?
АШ: В декабре 2020-го я делала прогноз, что это все на года три. А теперь есть ощущение, что это не может продлиться больше, чем еще два года. Я понимаю, что у диктаторов не хватит сил больше, чем на это время. Просто мир не выдержит.
«Нашу Ніву» финансируют ее читатели — поддержать просто
Читайте также: «Гитлер в 1941-м думал, что может все. В феврале то же самое подумал Путин». Адам Михник считает, что Украина стала для России новым Афганистаном — большой разговор
Женщина, которая загнала в угол Тертеля. Кто такая менеджер «Нафтана», которую третий месяц мучают сутками
