Друя: шагреневая кожа поселка и костела — очерк Андрея Дынько и фото Сергея Гудилина
Отец Сергей Суринович в Друе служит со смешанными чувствами: он хранитель великого наследия, но что ждет в будущем?
27.12.2014 / 10:54
Отец Сергей Суринович у дверей костела в Друе.
Субботняя служба в костеле собрала 18 прихожанок. Мужчин — ни одного.
На празднование 100-летия епископа Сиповича людей съехалось побольше.
Понемногу продвигается реставрация старинных горельефов.
Во время субботней службы.
Отец Сергей Суринович удаляется под своды монастыря.
Сестры-евхаристки пережили в Друи даже советское время. Прятались, но служили тайно. И вот теперь их здесь три сестры остается. Они живут через дорогу от костела.
Костел в Друе. Вид со стороны Двины.
Колокольня монастыря в Друе.
Работы по реставрации старинного здания ведутся уже не первый год.
Кандидаты в министранты на крыльце монастыря.
В монастыре.
В храме.
Женщина набирает воды из пруда, чтобы вымыть пол в монастыре.
На территории храма — пруд с кувшинками.
Башня костела в Друе ранним июльским утром.
Скульптура Девы Марии во дворе костела в Друе ранним июльским утром.
Рассвет в Друе, июль 2014 г.
Буслянка (аистиное гнездо) на фронтоне разрушенного дома в Друе. Дом вдали — это уже территория Латвии.
Сергей Суринович у дверей в монастырские кельи.
В Друю приезжаем к 11 вечера. Возле монастыря нас встречают отец Сергей Суринович и его овчарка Абрек. Пес радостным прыжком валит меня на землю.
Разговор о судьбах Беларуси, Костела, храма затягивается за полночь.
Друя — небольшой городок в Браславском районе Витебской области — место сакральное. За Двиной — уже Латвия. Piedruja, а по-нашему — Придруйск. По обе стороны границы живут все те же белорусы.
В Друе до сих пор сосуществуют католики, православные и староверы. Раньше жили еще и евреи, от них остались лишь кладбища и дома.
Но особенное значение Друя имеет все же для католиков. Здесь был большой монастырь — некогда бернардинцев, а в 1924—1938 в нем служили мариане. Это была единственная в то время белорусскоязычная католическая община. До тех пор пока поляки не выслали монахов из пограничной зоны. Как ненадежных. Белорусы все-таки.
Теперь священник в Друе всего один.
«Наша Нива» рассказывала про ксендза Сергея Суриновича 14 лет назад, когда он служил на Урале и мечтал вернуться в Беларусь.
В России Суринович отслужил всего 6 лет. Сначала как диакон в Краснодаре, где был армянский приход. Потом как священник в Перми. Приход был многонациональный: русские, поляки, литовцы, латгалы, белорусы. Возвращался в Беларусь из Калининградской области, где служил в литовских приходах в самом Калининграде и Советске (бывшем Тильзите, который в истории ассоциируется с походами Наполеона).
Там, в России, католиков единицы. Отец Сергей говорит, что работа там научила «индивидуальному подходу к человеку, к его личности, интересам, взглядам».
«Вернувшись в Беларусь, я год служил в Витебске», — рассказывает Суринович.
Затем была Браславщина — далекая и красивая. В Слободке засучил рукава и занялся восстановления костела. «Костел встретил меня небеленными башнями и польским языком. Теперь он беленький и в нем звучит белорусский язык», — говорит он.
Направление от Чернявского
В Друе Суринович стал бывать с осени 2012 года. О Друе знал с юности. На учебу в питерскую семинарию поехал, получив направление от отца Владислава Чернявского из Вишнева (Воложинский район Минской области) — того самого, который в советское время был единственным принципиально белорусскоязычным католическим священником, остальные по-польски служили.
«Приезжал в Вишнево, ночевал у него, слушал его, следил за его работой над переводами».
Чернявский рассказывал про Друю. Здесь прошла его молодость — с 1934 года он учился в гимназии, которая находилась в монастыре.
«Я уже со времен Друи стал национально сознательным, — вспоминал Чернявский. — Как колом в меня это вогнали, когда ксендзов-белорусов вывозили [поляки], все это я переживал. Поэтому не надо мне ни говорить, ни учить меня [быть белорусом]».
«Эти слова отца Чернявского и его белорусскости настроили меня на дальнейшую жизнь», — признает Суринович.
«Первую ночь я не смог заснуть»
Приход в Друе был чисто из белорусов — с самого его возрождения в начале 90-х. «Первую ночь я не смог уснуть, потому что не верил, что Провидение Божие меня направило в Друю, в ее стены». Но приход совсем мал, сожалеет он.
«А где ж большие? — не соглашаюсь я. — В Россонах, Лиозно, в Бегомле большие? Там вообще считанные прихожане».
«50 человек на праздники приходят на службу. И те, в основном, пожилые люди, кому за 70», — рассказывает Суринович.
«А может быть, это всегда так, что в церковь, костел идет старшее поколение, когда приходит время задуматься о земном и неземном?» — спрашиваю я.
«Беда в другом: наши деревни вымирают, — рассказывает отец Сергей. — Будучи в Слободке, я каждый год хоронил около пятидесяти человек. Молодежь уезжает в города, дома пустеют». «Все чаще пишу в приходской картотеке — деревня вымерла. Это пугает».
Великое прошлое
Статистика подтверждает: в Друи сто лет назад проживали 6000 человек. В 1970-м — 2500. Сегодня — тысяча.
И это у самой северо-западной границы Беларуси, где еще и деревня сильнее, и католическая традиция не прерывалась никогда.
В Друйской гимназии, что размещалась в монастыре, учились будущие историк Ермолкович, художник Жолнерович, генерал ордена мариан, основатель библиотеки имени Скорины в Лондоне, епископ Чеслав Сипович, ксендз-доктор философии Фома Подзява. С Друей тесно связаны были известные в истории священники Ильдефонс Бобич, Фабиан Абрантович, Иосиф Германович, Андрей Тикота, благословенный мученик Юрий Кашира… (Кашира был из православной семьи, но вступил в орден мариан, и когда немцы жгли Росицу, пошел в огонь вместе со своей паствой.)
В Друе служат и сестры-евхаристки. Друя, кстати, была колыбелью этой конгрегации. В 1923 году епископ Юрий Матулевич основал новую женскую конгрегацию Сестер Служительниц Иисуса в Евхаристии. Они здесь выжили даже в советское время. Прятались, но служили тайно. И вот теперь их здесь три сестры остается. Они живут через дорогу от костела.
А что же там, где нет таких традиций?
Костел живет еще с ощущением силы в больших городах. Там есть «критическая масса». А в райцентрах и деревнях вот священники ощущают себя защитниками бастионов.
А ты один с собакой
Бастионы значительны, но как их охранять, если ты один, с собакой, и у тебя приход — 50 бабушек?
«Из самого сложного — это состояние костела и монастыря, — рассказывает Суринович. — Надо срочно ремонтировать».
Покрасили — вновь полез грибок. Где побелили — там не пошел. Где акриловые краски — плесень. Реставраторы говорят, что сырость ползет от фундаментов. Их нужно сушить. А это стоит десятки тысяч евро. Таких денег нет.
Друя притягивает, она вдохновляет, она насыщает белорусским духом.
Сюда едут паломники. К сожалению, среди них пока нет миллионеров.
В советское время в монастыре было ПТУ. Подземелья замуровали. Что-то там нарушила бомба в войну. Хоть и высокая гора, а сырость. Просто так фундаменты не провентилируешь, не пробуришь отверстий — стены толстые, до двух метров. Как с этим разобраться?
Государство не поможет. Есть сотни памятников в еще худшем состоянии.
Руины, бывает, разваливаются. А здесь есть крыша, трещин нет. Просто ползет плесень, ползет из под земли эта зеленая, бурая плесень.
Под псевдонимом Бортницкий
Отца Сергея от серых будней спасает творчество. Он пишет стихи под псевдонимом Евгений Бортницкий и рисует: «Я всегда видел в творчестве пути к Богу».
«Писать начал во время учебы в Гродненской духовной семинарии. Там познакомился с Данутой Бичель — хрупкой, интеллигентной. Свое свободное время, когда была возможность выйти в город, я проводил в музее Максима Богдановича, где она работала в те времена заведующей».
Когда учился в Санкт-Петербурге, издавал там по-белорусски газету «Криница».
В живописи любительские пробы делал в мастерской украинской пейзажистки Мирославы Казанцевой. «Они вылились в шесть персональных выставок», — с гордостью признается отец Сергей.
Также отец Сергий участвует в группе специалистов, работающих над полным переводом Библии на белорусский язык.
Эта группа возникла благодаря инициативе доктора теологии Ирины Дубенецкой. В ней и библиисты, и переводчики, и языковеды, и специалисты по классической филологии… Хорошей площадкой для совместной работы стал Международный конгресс исследователей Беларуси, который ежегодно собирается в Каунасе.
Суринович начал работу над переводом Септуагинты — это Ветхий Завет на греческом языке. Такая работа всегда коллективная, к ней присоединяются люди профессионально владеющие языком, но и с глубокой верой.
И автограф гимна
Суринович собирает — картины, артефакты, документы.
«В моей частной коллекции около двухсот работ, большинство — Яна Антоновича Ридико», — рассказывает Суринович.
Вот четки Иосифа Германовича — священника и писателя, известного под псевдонимом Винцук Отважный.
Осторожно, с трепетом достает отец Сергей из альбома автограф гимна «Магутны Божа», написанной рукой Натальи Арсеньевой. Отдельные слова в нем отличаются от канонического варианта.
А вот открытки, которые мариане получали в 1920-е и 30-е годы. От братьев, воспитанников — из Парижа, Рима… Он нашел их в Друе среди мусора, в прямом смысле слова. Среди них открытки, написанные белорусской латиницей из Рима, подписанные отцом Юрием Каширой.
«Все это преследует одну цель — создание в Друйском монастыре музея. В этом заинтересован и мой епископ Олег Буткевич, который высказался за то, чтобы создать в Друе музей всей Витебской епархии», — рассказывает Суринович.
Но для кого музей, если Суринович сам признает, что приход вымирает?
Вопрос.
Для паломников, наверное
Что главное для священника в ситуации, когда община, в котором он служит, вымирает?
Протестантские пасторы и православные батюшки воспринимают эту ситуацию иначе. У них семьи. Семьи надо кормить. Значит, прежде всего нужно работать — на земле, в бизнесе.
У ксендзов семей нет. Поэтому они по-другому воспринимают новую реальность.
Сегодня часто оставляют священство настоятели именно малых приходов. Их побуждает к тому окружающая бесперспективность, так мне думается. Представьте себе ситуацию — у тебя гигантский храм и все сыплется, а людей нет и никаких рук не хватает.
Суринович подбирает оптимистичные слова, но это скорее стоицизм: «Я и не сумею уже по-другому как только быть частью этого Костела и принадлежать ему».
Он пришел в храм из поколения возрождения — национального и религиозного.
«Да, мои родители и деды были православными, — рассказывает он. — Я крещен также в Православной Церкви. Однако выбрал священство в Католической Церкви. Трудно объяснить причины, я их просто не знаю. Бог так направил. Священник это не профессия, священник — стиль жизни, призвание».
* * *
Блиц-вопросы отцу Сергею Суриновичу
Что Вы делаете, когда ночью в Ваш монастырь стучатся неизвестные, на вид преступники?
Открываю дверь.
Если Вам тяжело, Вы…
Молюсь.
Если Вам хорошо, вы…
Работаю.
Кем были Ваши родители и деды?
Родители — учителя. Мать — математики, отец — истории. Бабушка и дедушка по отцу также учителя. Дед родился в Новогрудке и там окончил лицей имени Адама Мицкевича, бабушка из Любчи.
Жизненный девиз?
Искать Бога и искать для Бога — выбрал его перед рукоположения в священники.
Самый памятный день?
Экзамен в семинарии в Гродно.
Любимый цвет?
Темно-синий.
Любимые цветы?
Ирисы.
Если бы президентом были Вы, что бы Вы сделали в первую очередь?
Добился признания недействительным референдума 1995 года.
Минск для Вас — это…
Край света, откуда можно выписать хорошие книжки.
Вильня для Вас — это…
Столица, белорусский город.
Витебск для Вас — это…
Город Шагала, город моего возвращения в Беларусь.
Что Вы покупаете в магазине каждый раз?
Творог, фрукты, овощи, хлеб.
Какие слова из Библии Вы напомнили бы читателям НН сегодня?
«І ўбачыў Бог, што святло прыгожае. І аддзяліў Бог святло ад цемры». Быцця 1,4.
* * *
Шутка
Пани Янинка из Слободки, где раньше служил отец Сергей, ксендза поучала:
— Ксёндз, ты знаешь, почему смерть худая ходит?
— Нет, не знаю.
— Она взятки не берет, а вот доктор наш пузатый ходит…
* * *
Смотрите также: Откуда есть пошла земля белорусская — край Двины, озер и кривицкого наследия