«Во время всех наших свиданий, когда заходила речь об этом месте, у Андрея каменело лицо» — жена Скурко

Паулина Скурко, жена осужденного нашанивца Андрея Скурко, делится семейной историей, как из страданий, любви, беды и радости появляются солнечные детские стихи Андрея.

19.04.2022 / 13:11

Еще на встрече в Могилеве неделю назад Андрей сказал такое. Когда он уже с вещами выходил из камеры Володарки, то вспомнил, как на первых порах в этой камере повторял себе:

«Однажды я выйду отсюда и больше никогда сюда не вернусь. И теперь я стоял в дверях и думал: вот, я отсюда выхожу», — говорит Андрей. Так же будет и с Могилевской тюрьмой, и со всеми последующими этапами.

И проведенное там время будет казаться не месяцами, а неделями.

Не знаю, как дальше, но у меня (наверное, из-за стресса) тоже нет ощущения, что прошло 9,5 месяцев. Скорее, недель.

Сегодня хочу поделиться одним из первых тюремных стишков Андрея — сейчас его талантливо переделали в мультик (поклон артисту и художнику), помещу его в комментарии.

Андрей писал стишки на открытках, которые я передавала. В первые недели у меня внутри был бедлам, но прочно сидела мысль, что конверты и открытки — вещи первой необходимости:) И мы с Наташей, женой Андрея Дынько, в первые дни после задержания парней пошли на почтамт.

Хотя это не имело никакого смысла — писать письма с Окрестина они не могли — но нам казалось: вот-вот их переведут на Володарку, и тогда сразу надо, чтобы были наготове конверты и открытки передать:)

Помню свое состояние: голова затуманенная, в городе жара +35, ощущение нереальности. Но мышцы рук и ног страшно ноют от стресса — напоминают, что это не сон.

В магазинчике в конце зала набираю стопку открыток со зверями.

О каждом из них у нас есть семейная шутка, и все они вспоминаются, пока девушка на кассе переводит и пробивает мой набор.

Две недели парней держали в окрестинской пытке. Передачи там принимают по четвергам. Происходит это внешне очень прилично: что-то отбраковывать — «масло мы не берем, да и зачем ему масло», что-то советуют — «что же вы не купили яблоки, мы же их берем!» («а на прошлой неделе, мне рассказывали, вы не брали…» — замечаю я).

Чинно заверяют родных, что все передадут в тот же день.

На самом деле, передачи нашим ребятам отдали только через восемь дней, переводя в СИЗО на Володарке.

Для друзей не из Беларуси поясню. Это такая отдельная форма издевательства в минском изоляторе временного содержания на улице отважного летчика Окрестина: принимать передачи — но отдавать их только при переводе или освобождении; не давать узникам матрасы, подушки и неделями не выводить на прогулки и в душ; а еще дважды на ночь тебя будят, надо встать и назвать свою фамилию. Когда пишешь на это жалобу, получаешь ответ: проведена проверка, нарушений не выявлено.

Все знают об этом.

И с этим невозможно ничего сделать.

Но надо запоминать.

Во время всех трех наших свиданий, когда заходила речь об этом месте, у Андрея каменело лицо…

Короче, кроме орехов, детской пасты (чтобы не занимать вес большим тюбиком — передачу же принимают всего 2 кг!), какого-то печенья и диабетического хлеба (в музее семьи сохранился бланк с полным перечнем), я положила журналы «Нэшнл Джеографик» и несколько открыток.

«А это что?»

«Ну, вы понимаете, это ребенок папе передавал… Примите, смотрите, они чистые…» Парень-приемщик нахмурился…

Так к Андрею полетели первые четыре открытки: мышь, заяц, дикий кабан и лось, герой сегодняшнего стихотворения.

(Может, стоило сказать охраннику на Окрестина правду: возьмите, это наши семейные мемы? В тот момент казалось, что нужно быть максимально понятной ему, говорить спокойно, мягко. Хотя на деле ничто не влияет ни на что. Привычная нам формула жизни:))

Открытки с лосем и компанией Андрей увидел более чем через неделю по дороге в следственный изолятор на Володарку — с температурой и воспалением легких.

Не знаю, они ли его в тот момент поддержали — и вообще могло ли что-то его тогда поддержать.

Адвокат в те дни позвонила мне со словами: я под подпиской, ничего не могу сказать, но выглядит Андрей плохо. Он просил вам не говорить, но он всегда во время наших встреч был так весел, а теперь не улыбается и видно, что ему тяжело и плохо.

Я сегодня вспоминаю ее монолог — я слушала, гуляя с малышом по станции «Ждановичи», глядя на поезда — и я не могу понять, почему не запаниковала. На нынешнюю голову — это же разгар ковида, мы не привитые (все ждали пфайзера), страшные условия и нулевое лечение… Но помню, что после звонка пришла только дикая усталость в ногах и руках, расстройство и мысль: «Блин, бедный Андрейка».

Но — пару дней капельниц, таблеток и постельного режима (с матрасом!) в больнице СИЗО, и мой возлюбленный уже не только оценил лося с компанией, но и вдохновился:)

«Лось с пирогами» прилетел во втором или третьем письме.

Вдохновитесь и вы.

Век так не будет. Переживем и еще больше укрепимся.

Поддержите Андрея и Егора письмами:

СТ-4, Могилев,ул. Крупской, 99А, 212011.

Скурко Андрею Геннадьевичу,

Мартиновичу Егору Александровичу.

Nashaniva.com