Живет себе толерантный и мирный человек, общается со всеми по-белорусски и даже зарабатывает знанием белорусского языка себе на хлеб. И в определенный момент у этой женщины появляется на свет ребенок. И, конечно, у матери твердое намерение вырастить его белорусом — чтобы ребенок не только ценил, понимал, любил родной язык, но и чтобы общался на нем. По крайней мере, с матерью, дедом и с родственниками. Впрочем, люди, которые владеют белорусским языком, нашей стране все еще нужны — и учителя, и журналисты, и дикторы, актеры, сотрудники музеев да мало ли кто еще…
Первые заботы
Дома малыш слышал и белорусский, и русский язык, но зонтик называл парасонам, а вместо сложного слова велосипед говорил «ровар». Русский язык в первую очередь был языком мультфильмов, которые по-белорусски никто не озвучивает — если не считать частных инициатив, каковых немного. В два с половиной года мы пошли в детский сад: в нашем районе Минска ясельные группы только русскоязычные, «птичка» в заявлении рядом с белорусским языком как желательным языком обучения ни на что не влияет (лет пять уже эту фразу произносят заведующие различных д/у).
Зимой мы присоединились к группе белорусскоязычных родителей, в районном отделе образования «выбивали» для детей белорусскоязычную группу на будущий год. Собирали подписи, писали заявления — в порядке, установленном законодательством, — и впрочем все получилось, в белорусскую группу нас пригласили. Но возникли две частные проблемы.
Во-первых, в поликлинике нам посоветовали записаться в логопедической группу. Во-вторых, в семье стали ждать еще одного ребенка — а с младенцем на руках возить старшего шесть остановок в белорусскоязычную группу было бы исключительным героизмом. Муж и свекровь в шесть выезжают на работу, и каждый, кто хотя бы со стороны наблюдал, как мило гуляют мамы с двумя детьми (особенно, когда оттепель, или дождь, или утренняя истерика «Не хочу-у-у!»), прекрасно понимает: чтобы попасть хотя бы в ближайший детсад, иногда нужны немалое мужество и выдержка. Поэтому в белорусскую группу мы не пошли, а вместо этого продолжали посещать русскоязычный садик и с обратились к логопеду.
Белорусский логопед и белорусский язык
Об этой проблеме читать не приходилось, а затронуть ее стоит. Старший сын занимался с тремя логопеда и в ответ на предупреждение, что мама разговаривает по-белорусски, спустя несколько недель приходилось слышать категорический совет: «Общайтесь с ребенком на русском языке, не надо его путать!»
Надо сразу отметить, что во время медицинских консультаций никто не связывал задержку в развитии речи с двуязычием в семье. До сих пор в Беларуси немало детей растет в семьях, где кто-то разговаривает по крайней мере «трасянкой», что в принципе не мешает языковому развитию, хотя и отражается на произношении. На занятиях с логопедом мешал скорее не белорусский «акцент», а белорусские слова. На изображение петуха сын говорил «певень», вместо сапогов — боты, вместо цветка — кветка. Намеки на то, что с ребенком можно было бы заниматься несколько иначе, с учетом особенностей белорусского языка (живем-то мы в Беларуси и в принципе не обязаны говорить «тетрадь» и «огурец») никак не влияли на ситуацию.
«Пусть ребенок научится слушать и правильно произносить звуки, а когда вырастет — будет говорить, как ему нравится». При этом мягкое -ць в глаголах или отсутствие звука -й в окончаниях прилагательных мужского рода неизменно исправляется как ошибка. Но почему? Существуют ли программы для обучения детей-билингвов, которые чаще слышат белорусский, чем русский язык? Почему логопеды учат маленьких белорусов правильному русскому произношению и абсолютно не помогают овладеть белорусским языком?
Эти вопросы так и остаются без ответа: возможно, в нашей стране существуют специалисты, которые корректно работают с детьми-билингвами и ориентируются на практику зарубежных коллег, — но мы такого логопеда не нашли.
Конечно, можно было выяснять, требовать, отстаивать права, но осложнять наше пребывание в безальтернативном детском саду совсем не хотелось. Тем более, что за известно какую зарплату педагоги немало времени и сил отдавали детям, и уже поэтому заслуживают огромной благодарности. «В девяностые у нас здесь были белорусские группы, воспитатели переходили на белорусский язык. А теперь это как-то не модно», — размышляла наша логопед. И читать лекцию по белорусоведению человеку, который вдвое старше, было как-то неудобно. Взрослого человека сложно сделать национально сознательным, но воспитывать маленьких белорусов можно…
Инклюзия — это…
На сообщение о том, что ребенок растет в семье, где общаются по-белорусски, никто из педагогов не реагировал отрицательно. «По-белорусскому разговариваете? Это хорошо. Ну заходи в группу, завтрак остывает». За четыре года детских садов воспитатели при мне никогда не обратились к сыну по-белорусски, никогда в разговоре со мной или с ним не перешли на белорусский язык. В логопедической группе нет занятий на белорусском языке и даже на новогодних утренниках никогда не пришлось услышать белорусский стишок или песенку. Будно наш садик находится не в Беларуси, а в Смоленске или Москве, и давно не существует ни белорусского языка, ни нашей национальной культуры.
Здесь следует обратиться к актуальной сегодня идее инклюзии. Каждый человек, каждый ребенок имеет право чувствовать себя комфортно в коллективе — с учетом внимательного отношения к индивидуальным особенностям. Обычно об инклюзии говорят в отношении детей с проблемами здоровья: создают инклюзивные классы, конструируют пандусы, чтобы инвалид-колясочник мог попасть в магазин или поликлинику, строят школы с лифтами…
Ребенок из двуязычной семьи в русскоязычном (но белорусском!) учреждении образования также имеет право на особое отношение со стороны педагогов. И это вовсе не националистическое требование, чтобы все вокруг начали разговаривать по-белорусски. Но белорусский язык в коллективе с таким ребенком должен звучать чаще, чтобы не было языкового барьера и восприятия: мама разговаривает по-своему, а все остальные — правильно.
На белорусский язык может переходить педагог (по крайней мере, чтобы поздороваться, или в межличностном разговоре), может обратить внимание на белорусские названия привычных предметов и вообще на то, что существует в мире такой язык со своими особенностями. В школе-то его придется изучать!
И никогда белорусскоязычный человек не будет ощущать себя комфортно в обществе, где к этому языку относятся с удивлением, поскольку почти никто в общении им не пользуется. А ощущать себя изгоем, если ты представитель титульной нации, — как-то нелепо. Впрочем, проблем с другими детьми у нас не было: летом или на выходных в речи сына появлялось все больше белорусских слов, а с друзьями в саду или во дворе он разговаривал по-русски.
Так мы и росли без всякой инклюзии: «Кончится садик — пойдете в белорусскую гимназия, она ведь рядом!» — обнадеживали нас педагоги. Белорусскоязычная гимназия действительно находится за несколько остановок от дома. Рядом с ней есть и белорусскоязычный сад, куда готовились отдать уже младшего сына.
Мест нет!
За полгода до первого сентября я позвонила директору белорусскоязычной гимназии, чтобы уточнить, как и когда записаться в первый класс. Сейчас в первые классы гимназий детей берут без вступительных экзаменов, что значительно упрощает дело. Директор сообщил следующее: «Списки будущих первоклассников давно составлены, родители уже два года стоят в очереди. По прописке вы к нашей гимназии не относитесь, идите в ближайшую школу, там белорусский язык тоже есть. А через четыре года поступайте к нам!».
Действительно, мы живем дальше, чем «положено», поэтому претендовать не на что. В каком-то интервью сообщалось о создании в школах отдельных белорусскоязычных классов. Вдруг рядом с нами они тоже есть? В районный отдел образования было направлено электронное письмо, и в ответе сообщалось, что единственное учреждение, обеспечивающее получение образования на белорусском языке, — это вышеупомянутая гимназия. Соответственно, никаких других белорусскоязычных первых классов в нашем районе нет.
Чуть позже выяснилось, что в белорусскоязычный сад младшего сына тоже не берут: мест нет, группы переполнены.
Как это понять? Белорусскоязычные образовательные учреждения закрываются как ненужные, но попасть в единственную в районе белорусскоязычную гимназию невозможно, ведь желающих больше, чем нужно. И как нам реализовать право на получение белорусскоязычного образования? Каждое утро ездить всей семьей в сельскую белорусскоязычную школу? В метро с двумя детьми тоже непросто: если неожиданно младший заболеет, как старшего на занятия везти? Группы поддержки из свободных бабушек и теток у нас нет: все работают, иначе не проживешь.
Конечно, надо искать родителей-единомышленников, собирать подписи, ходить в отдел образования, но на такую масштабную кампанию уже не было времени. Ведь двоих детей нужно не только воспитывать, но и кормить, лечить, возить на дачу и даже когда-нибудь обеспечить жильем.
Было бы здорово, если бы в отделе образования имелся специалист, который собирает информацию о белорусскоязычных семьях, поддерживает отношения как с родителями, так и с директорами школ и помогает в реализации конституционного права на белорусскоязычное образование. Чтобы родителей встречали не настороженно, а доброжелательно, и вместо борьбы с системой вопрос о белорусском классе или группе решался бы спокойно и оперативно. Знакомые шутят, что от государства так много ждать не стоит, но если ты в этой стране живешь, на него работаешь, для него растишь маленьких граждан, то разве ничего хорошего взамен и ждать не надо?
Если белорусскоязычные учреждения образования переполнены, то разве уж страшен так для минчан белорусский язык? На две белорусские гимназии и на четыре детских садика с лихвой хватает желающих. Более того — мест нет! Заявление о том, что «ситуация под контролем», по крайней мере в нашем случае оказалось необоснованным.
Что получилось?
Пока что мы пошли в обычную среднюю школу и в обычный садик. Учительница говорит, что сын — единственный ученик в классе, который понимает белорусский текст и может сразу ответить на вопросы. Для остальных простенькие рассказы приходится переводить. В сознании сына белорусский язык лежит пассивным лексическим багажом, он разговаривает по-русски. Логопедические занятия продолжаются, и он уже правильно повторяет слова пуговица, скворец и часовщик.
После вечернего чтения народных сказок или общения с белорусскоязычными друзьями сын иногда говорит «дабранач» или «добрай раніцы». Но на просьбу «калі ласка памый посуд» часто отвечает:
— А ты скажи «пожалуйста» — тогда помою!
Если у сына плохое настроение, он иногда начинает сердиться: «Мама, разговаривай нормально, разговаривай, как все!» Возможно, через лет пять он поймет, что белорусский язык — самый нормальный для жителя нашей страны. Но пока что в учреждениях образования наш язык скорее игнорируется, а не поддерживается: разговариваете по-белорусски? Ничего страшного, но это русскоязычный садик, белорусского слова вы тут всуе не услышите.
Хотя в нормальной двуязычной стране все должно было бы быть иначе. И расширение сферы употребления белорусского языка — шаг навстречу не только детям национально сознательных белорусов, но и детям, которые слышат белорусскую речь от старших родственников или во время деревенских летних каникул. Ведь белорусы еще не вымерли и не всегда изолированы от других в культурно-образовательном гетто.
Часто дети из двуязычных семей учатся в абсолютно обычных школах и могли бы слышать белорусскую речь почаще не только от учителей, но и от одноклассников. И когда русскоязычного человека начинает трясти, дескать школьники прочитают лишний параграф по-белорусски, почему бы не подумать о белорусскоязычном меньшинстве, которому приходится «выбивать», объяснять, просить, извиняться…
Часто можно услышать, что в Беларуси никто не запрещает говорить по-белорусски — и это действительно так. Но вырастить сына, который по крайней мере дома разговаривает на родном белорусском языке, оказалось задачей нереальной. Если иметь больше времени и средств да одного ребенка в семье, результаты могли быть более оптимистичными. Выходит: чтобы дети говорили по-белорусски, нужно прилагать немало усилий. И при этом четко осознавать, что когда пятнадцать лет спустя белорусскоязычный сын закончит учебу и придет на работу, ему с улыбкой скажут: «Белорусский — очень хорошо. Но только не на работе. Правда?».
