Председатель провластного Союза писателей Николай Чергинец предложил Минобразования включить в школьные программы произведения русскоязычных литераторов Беларуси. И приложил список, начав его с себя. К чему может привести такая инициатива? Гостья передачи «Свободная студия» Михася Скоблы на «Радио Свобода» — заместитель председателя ТБМ имени Франциска Скорины, депутат Палаты представителей Елена Анисим.
фото Сергея Гудилина
— Госпожа Елена, чуть ли не ежегодно из провластного Союза писателей в Минобразования присылаются подобные предложения. Как вы относитесь к попыткам Чергинца («русскопишущего писателя», как он сам себя называет) протолкнуть свои произведения (и произведения своих коллег) в школьные программы?
— К любой попытке «протолкнуть» я отношусь отрицательно, в какой бы сфере это ни происходило. А что касается литературы, то это особый предмет, без него образовательный процесс по-настоящему невозможен. Ведь литература ненавязчиво учит жизни. Если же речь идет о графомании, будем говорить прямо, то как можно допустить, чтобы на ней воспитывать целые поколения? Литературные произведения перед включением в программу должны пройти экспертизу, чтобы было очевидно, что они достойны этого, что они несут необходимую нагрузку — и патриотическую, и любви к человечеству, к природе.
— В рекомендационном списке Чергинца — он сам (с романами «Операция «Кровь»» и «Сыновья»), а также такие поэты, как Анатолий Аврутин, Тамара Краснова-Гусаченко…
— Честно говоря, я не знаю этих литераторов.
— Вы не читали Чергинца?
— Господина Чергинца читала, но давно, в юности, когда детективно-милицейский жанр еще только-только начинался. Хочу сказать, что такого рода литература, основанная на криминальных подробностях, вряд ли должна быть в школьной программе. Особенно сейчас, когда во всем мире происходят террористические акты, иногда даже садистские. Я против такого рода литературы.
— Подобные попытки Чергинца до сих пор не имели успеха. При новом министре образования Игоре Карпенко шансы у него увеличились?
Если в системе образования будет процветать протекционизм, то шансы увеличатся. Министерство образования знает, что в наших школах и без предложений Чергинца проблем хватает, и их нужно решать. Я за то, чтобы в школьных программах был такой раздел: белорусская литература и мировая литература, имеет куда входит и русская литература. Это было бы очень правильно, если бы мы понимали, что есть процессы внутри страны, а есть процессы за ее пределами. Мы тогда видели бы, как мы смотримся в мировом тренде, это было бы очень показательно и определяло бы, где мы совпадаем с другими народами, чем мы отличаемся. Тогда место каждой литературы стало бы более очевидным. И больше обозначилось бы свое, родное.
— Свои претензии Чергинец подкрепляет государственным двуязычыем. Мол, если белорусскую литературу изучают в определенном объеме, значит, и на русскую нужно отвести столько же часов. Причем не на Пушкина с Гоголем, а на «представителей русскоязычного крыла отечественной литературы».
— Да нет у нас никакого двуязычия, давайте говорить честно! У нас есть преференции для русского языка и есть дискриминация белорусского языка. Начинается она с системы образования, если мы не можем детям полноценно обеспечить воспитание на белорусском языке в садах, образование на белорусском языке в школе и ВУЗЕ. Что касается литературы, то повторюсь: должно быть два курса — белорусская и мировая. Если мы сегодня размоем это все, то потеряем образованных, культурных людей, мы уже начинаем это чувствовать. Учителя от этого страдают. Падает общий уровень преподавания.
— Один из протеже Чергинца — Анатолий Аврутин, между прочим, активный автор сайта «Западная Русь». И вот что он там пишет: «Из всех языков на постсоветском пространстве один только русский имеет обьединительную функцию. Остальные вольно или невольно служат делу разъединения народов». Как вам такой пассаж?
— Говорить о разъединительной функцию языка — глупость. На самом деле, разъединительную функцию выполняет человек, который навязывает что-то, оскорбляет, ставит под сомнение качества другого языка и выпячивает свой. Я считаю, что это абсолютно неправильный, даже вредный пассаж. Если язык позиционируется как высший над остальными языками, это какая-то претензия на его «арийскость». Это уже напоминает очень нехорошие вещи из прошлого, от которых мы стремимся избавиться. Забыть о них нам не дает деятельность таких людей, как Аврутин.
— Еще один «русскопишущий писатель», достойный включения в школьную программу, — Тамара Краснова-Гусаченко (руководитель Витебского отделения чергинцовского союза). Видно, ее стихи действительно достойны, чтобы их изучали в школе, например, этот: «Кто на свете всех милее? Всех красивей и — смелее». Но как убедить учеников, что это Краснова-Гусаченко, а не Пушкин? Как защитить школу от таких графоманов-плагиаторов?
— Не пускать их «произведения» в школу. Графомания — это всегда очень низкое качество, а непрофессионализма у нас и так хватает. Будущее только за профессионалами. Если это не твое — не мучайся сам и не мучай других. Нельзя быть непрофессионалом в творческой профессии. Можно реализовывать себя в этом качестве, но проталкивать такие «произведения» в образовательный процесс — полная профанация. Профанация образования, профанация литературы.
— Председатель Общества белорусского языка Олег Трусов предлагает всех иноязычных авторов Беларуси — от Мицкевича до Алексиевич — изучать на уроках белорусской литературы, предварительно переведя их произведения на белорусский язык. Вы разделяете такой подход?
— Да, это вполне логично. Писатели, которые жили на территории Беларуси, иногда описывали белорусскую действительность, природу и быт на том языке, на котором получали образование. Безусловно, их нужно изучать в переводе на белорусский язык. Можно того же Адама Мицкевича изучать и в оригинале, но не в школе. Мало кто в сегодняшней школе способен адекватно понимать тогдашний польский язык.
— Языковой ситуации в сфере образования мы уже коснулись, она неудовлетворительная. А устраивает ли вас языковой режим в Палате представителей, где вы работаете уже довольно продолжительное время?
— Он меня не устраивает, но там я через себя не переступаю, я пользуюсь везде белорусским языком — и в оформлении документов, и в выступлениях. Я свою позицию определила и согласно с нею живу и работаю.
— В стенах Палаты представителей вас никто не дискриминирует?
— Пусть только попробуют дискриминировать! У нас есть Конституция, закон, я знаю свои права и буду их отстаивать.
— При том законодательстве, которое у нас существует, возможно ли улучшить положение белорусского языка? Или стоит принять какие-то новые законы? Скажем, законодательно обязать руководителя страны в служебное время пользоваться титульным языком государства.
— Если мы придерживаемся закона, действуем в соответствии с законом, то можем много чего хорошего сделать. Согласно Конституции, у нас два государственных языка. И та же Конституция требует обеспечить использование белорусского языка во всех сферах общественной жизни. Каждый государственный служащий должен владеть двумя государственными языками в пределах, которые позволяют ему выполнять свои обязанности. А что на самом деле происходит? Даже не все сайты государственных органов имеют белорусскую версию. Мы можем найти английскую версию, версию для тех, кто слабо видит, но на государственном белорусском языке такой версии может не быть. А если и есть, то она не обеспечена таким же контентом, наполнением, как русскоязычная версия. Что это, как не нарушение закона, как не нарушение конституционного равенства? Это четкий пример дискриминации и несоблюдения закона. Я знаю, что большинство граждан Беларуси считает, что в Беларуси должен быть один государственный язык — белорусский, а русский может иметь статус языка официального, языка межнационального общения. Так, как было до языкового референдума. Проведя его, власти выбили все подпорки из-под белорусского языка. Что до какого-то особого закона… Думаю, недостаточно завтра Александру Григорьевичу заговорить по-белорусски, чтобы все чиновники заговорили…
— В течение недели. И даже никаких курсов «Мова нанова» не потребуется.
— Рациональное зерно в этом, конечно же, есть. Если пойдет такой тренд, то большинство из них, может, и заговорит. Но, с другой стороны, многие будут оглядываться, ждать. Заметьте — у нас много чиновников, которые этнически не белорусы, они родились в России. И вот их побудить использовать белорусский язык будет проблематично. В отличие от многих местных. Скажем, тот же министр образования Карпенко отлично разговаривает по-белорусски, и я знаю, что в свое время он преподавал историю Беларуси в БГПУ по-белорусски. А вообще, среди наших чиновников есть те, кто любит, умеет и хочет работать, и те, кто не хочет напрягаться. И кто бы на каком языке ни говорил, такие люди не будут переступать через себя ни в плане языка, ни в плане того, чтобы работать для людей.
