Садоўскі, У. 1813: навэла, апавяданні — Мінск : А.Янушкевіч, 2017. — 120 с.: іл. — (Літаратурная серыя «Шляхецкая чытанка»). ISBN 978-985-7165-12-4.
Книга вышла благодаря сбору средств на краудфандинговой площадке Talaka.by, вошла в шорт-листы основных белорусских литературных премий и — самый важный показатель! — остается в списке лидеров продаж на kniharnia.by.
Это историческое произведение, с сильной фэнтезийной составляющей. В этой книге не лишь бы кто, а Михал Клеофас Огинский воюет с живыми мертвецами.
Сюжет даже вызвал небольшую полемику на страницах газеты «Культура». Белорусский канон все еще упорно пытаются оберегать от масскульта, в котором усматривают маргинализацию и десакрализацию.
Сам Садовский пишет для белорусских медиа, преимущественно о межвоенной Беларуси. Хотя темы разные, но историческая техника видна. Например, в новелле нет слов Беларусь, белорусский. Протагонисты ощущают и говорят о своей принадлежности к Краю и Литве, — как это и делала шляхта XIX века.
Возможно, книга отражает новую тенденцию в белорусской исторической прозе. До сих пор ее основным направлением был эффективно начатый Короткевичем исторический романтизм. В 1990-е годы белорусские исторические романы стали более публицистическими, в них усилилась отсылка к современности. Садовский же изыскивает ресурсы в прежней постмодернистской традиции, творчески сочетает национальный канон и драматургию поп-культуры.
Все начинается в пасторальном «забранном Крае», где аристократы за ужином вспоминают восстания и пренебрежительно реагируют даже на упоминание об империи. В финале замок Огинских попадает в осаду французов-зомби.
Как по моему, автор недооценивает своего читателя. Книгу можно и надо было делать более сложной, многослойной.
Сюжет «1813» сводится к изначальной расстановке протагонистов (Огинский vs зомби) и далее развивается к стандартному в своем жанре финалу. Такие же простенькие сюжеты сражений и войн можно найти в некоторых рассказах (особенно отчетливо — в «Забі гэта!»).
Между тем в репертуаре современной поп-культуры имеются примеры того, как общеизвестные «четыре истории» можно решить заново. В монографиях по постмодернизму, например, упоминается «Шрек» — образцовый пример постмодернистской эстетики. Ту же логику можно найти в фильме «Я, легенда», где начальная расстановка сил очень близка к сюжету Садовского. Но голливудский фильм в конце оказывается перефразом Эдварда Саида.
Стремление пойти дальше Короткевича в белорусской исторической прозе, безусловно, заслуживает внимания уже само по себе и скрывает в себе массу возможностей.
