Смяховіч У.М. і інш. Гісторыя беларускай дзяржаўнасці ў канцы ХVІІІ — пачатку ХХІ ст. У 2 кн. Кн. 2. — Мінск: Беларус. навука, 2012. 654 с.
[Смехович В.М. и др. История белорусской государственности в конце XVIII — начале XXI в. В 2 кн. Кн. 2. — Минск: Белорус. наука, 2012. 654 с.]
В 1990-е годы Институт истории Академии наук являлся одним из важнейших «сборочных пунктов» белорусского нациотворчества. Под руководством Михаила Костюка и Михаила Бича институт интенсивно участвовал в белорусизации, а впоследствии — в защите ее наследия.
В 2000-е годы многие из участников белорусизации покинули свои должности или, вообще, стены учреждения. Много об атмосфере тех времен писал Геннадий Саганович. Чтобы показать суть политики нового руководства института (в 2004-м директором стал Александр Коваленя), Саганович применил метафору «войны с белорусской историей».
Институт не исчез, он продолжает работать, регулярно издает разного рода работы, проводит мероприятия, создает «серые зоны», в которых работают и герои последней националистической мобилизации, и амбициозные представители новой генерации.
После 2002 года институт начал длительную работу над тем, чтобы согласовать национальную концепцию истории Беларуси (она была оформлена в 90-х) с новым идеологическим запросом, который исходит от Александра Лукашенко. Продуктом этой работы были, в частности, издания по истории белорусской государственности. Престижная, двухтомная «Гісторыя беларускай дзяржаўнасці» вышла в 2012 году.
Это весьма интересная книга, с разных точек зрения. Иногда она предлагает малоизвестные факты, иногда — специфические интерпретации событий. Пересказывать ее совершенно не имеет смысла, но можно обратить внимание на некоторые узловые моменты этого повествования.
Наверное, самый горячий запал авторы проявили к истории независимой Беларуси. Неудивительно: это не только идеологически все еще актуальный отрезок времени, но и кульминация вынесенной в заглавие книги проблемы. Чтобы придать смысл собранным материалам, авторы употребляют ряд интересных понятий.
«Гражданское общество» и правовое государство
В советское время у историков не было проблем с тем, как толковать собранные ими данные. Все ответы были предопределены господствующей доктриной. Попытки выйти за предписанные границы — даже касательно содержания, — были риском.
После 1991 года советский исторический материализм не исчезает полностью, но утрачивает былые позиции. Многие прежние понятия (классовая борьба, производительные силы и производственные отношения, др.) были преимущественно забыты. На их место пришли новые.
Результаты этого можно наблюдать и в книге «Гісторыя беларускай дзяржаўнасці».
Еще в июле 1990-го Беларусь впервые объявила о намерении построить правовое государство. Авторы «Гісторыі» детально прослеживают, какие меры предпринимались для этого.
В апреле 1992 года Верховный Совет одобрил постановление «О концепции судебно-правовой реформы». Сегодня этот проект выглядит весьма радикальным. Он предусматривал присяжных, выборные мировые суды, создание Следственного комитета и Службы национальной безопасности, преобразования в МВД и Министерстве юстиции.
Все это были существенные инновации. Например, КГБ должен был не только изменить свое одиозное советское наименование. Реформаторы планировали избавить службу от несвойственных ей функций: политического сыска, борьбы с организованной преступностью.
Но реформа происходила медленно. «Система юстиции и ее основное звено — судебная система — еще далеко не соответствовали критериям правового государства, общепризнанным в мире демократическим принципам организации и деятельности правоохранительных органов». До сих пор в Беларуси нет ни выборных мировых судов, ни присяжных, до сих пор КГБ функционирует так же, как функционировал.
Важный вывод, проистекающий из этих и некоторых других размышлений, заставляет задуматься об адекватности действующей белорусской конституции. Она уже в 1994-м определила Беларусь как правовое государство. Но это понятие абстрактное только на первый взгляд. В действительности за ним скрываются практические вызовы и проблемы. Актуальность в этом смысле сохраняет Декларация 1990 года, которая предполагала правовую государственность в Беларуси в неопределенном будущем.
В книге мысль о том, что Беларусь еще не стала правовым государством, высказывается, когда речь идет о первой половине 1990-х. Подчеркивается отсутствие разделения властей, например. Но о периоде после 1994 года текст приобретает оптимистическую направленность.
Безусловно, это апологетика действующей власти. Критикуется режим президентско-парламентской республики, установленный в 1994-м (она «хотя и обеспечивала через связь депутатов с местными избирателями высокий уровень демократии, была нежизнеспособна в условиях экономического кризиса»), отмечается отсутствие оснований для импичмента в 1996-м и т.д.
Особенно интересно при этом авторы обращаются с понятием «гражданское общество». Сначала они разбирают западное представление о нем. «Неолиберальная теория», по их мнению, приписывает ему меркантильные цели: «поиск эффективного механизма контроля общества за деятельностью политической власти с целью защиты частных интересов индивида в экономической жизни, других сферах бизнеса».
Однако, продолжают авторы, нигде такого гражданского общества нет. Этот аргумент они никак не уточняют. Такая стихийная аксиома удобно оправдывает специфику белорусской модели. Правда, этого оправдания в книге нет. Описание будто бы специфического белорусского «гражданского общества» содержательно ни в чем не противоречит «неолиберальной теории», как она видится академическим ученым:
«Гражданское общество в Беларуси — это, прежде всего, неотъемлемый элемент социально-политической стабильности, учета и развития всесторонних интересов, прав и свобод человека и гражданина, защиты национальных интересов страны и ее исторических традиций, средство общественного контроля за деятельностью всех ветвей власти».
Хотя, безусловно, можно заметить здесь некоторые белорусские особенности — употребление таких понятий, как стабильность и традиции (которые, опять же, никак не уточняются).
Что означает белорусское гражданское общество практически, можно увидеть из истории участия Федерации профсоюзов в выборах 2001 года. Политизация профсоюзов («по примеру Польши 1979—1981 гг.») привела к тому, что «профсоюзные функционеры не занимались повседневной заботой о трудящихся. Власть отреагировала оперативно».
Здесь хорошо видно, что функции учета и развития прав и свобод или тем более контроля за деятельностью власти, которые якобы должны выполнять ФПБ, БРСМ или другие многочисленные общественные организации в Беларуси, в случае необходимости тут же уступают неясной заботе о трудящихся.
Буржуазия и политическое участие
Гражданское общество — новое понятие для белорусских историков, оно не вытекает из советских обществоведческих учений. Иначе — с буржуазией, которая была всегдашним «героем» советских историков.
Буржуазию авторы часто ставят рядом с олигархией, представление о которой сложилось преимущественно из украинского и российского политического опыта 1990-х. Вот же, в Беларуси олигархия не возникла — благодаря политике Лукашенко. В результате в 2000-х годах белорусский бизнес не участвовал в политике. «Причина этого была и в том, что накопление капитала и богатств в частных руках в Беларуси в основном достигается упорной работой, а не гангстерскими методами, присущими олигархии других стран на нефтяных, газовых и золотоносных «плантациях» Сибири и Аляски».
Отсутствие олигархии авторы ценят и особенно отмечают следующее: «В результате в стране до декабря 2010 г. не наблюдалось агрессивной оппозиционности белорусского капитала по отношению к существующей власти, что было одним из факторов общественной стабильности». Это не поясненное «Декабрь 2010» — не единственное упоминание уличных мобилизаций, которые происходили в лукашенковскую эпоху.
2010 год кажется авторам в принципе важным. Он выявил ряд проблем в Беларуси. Среди них, например, «задача по выработке механизма, который бы позволил наиболее эффективно согласовывать интересы бизнес-сообщества как социальной группы, общества и государства».
Означает ли это, что академические историки видят необходимость реформ? Ни в коем случае: «белорусская правящая элита из исторического опыта (уроков истории), накопленного в период перестройки, сделала твердый вывод — каким бы то ни было радикальным политическим перестройкам существующей политической системы должны предшествовать успехи в экономическом развитии».
Но буржуазия не является единственной группой в белорусском обществе. Выше уже упоминались «трудящиеся», интересами которых однажды пренебрегла ФПБ. Также в книге можно найти сведения о политических интересах бюрократии, фермеров, глав государственных предприятий и инженерных работников («голубые воротнички»), интеллигенции («белые воротнички»). Партиям, которые преимущественно «распределяются» между этими группами, уделяется немало внимания.
Например, Крестьянская партия защищала интересы фермеров. Партия труда и справедливости (которая в прошлом году неожиданно стала парламентской) возникла «ради защиты интересов высшей бюрократии и правящей элиты». Партией «белых воротничков» был БНФ, организацией «голубых воротничков» — Белорусский научно-производственный конгресс. Интересы «буржуазно-либерального среды» выражала Гражданская партия и т.д.
Партии являются составляющей гражданского общества, вместе с тем они олицетворяют совершенно новый исторический опыт, контрастное различие советской и постсоветской эпох. Для того чтобы осмыслить этот опыт — который включает, безусловно, не только партийное строительство, — авторы «Гісторыі» используют неожиданно западный, демократический словарь, хотя и сопровождают его типичными аргументами «идеологии белорусского государства»:
«Переход Беларуси к демократическим ценностям — политическому участию, политическому равенству, правам человека, права меньшинства — также должен осуществляться путем эволюционного развития политической культуры и опираться на материальные достижения общества, его общий прогресс».
Все ж таки должен.
Независимость как процесс
Безусловно, центральную роль играет слово независимость. Становление самостоятельной Беларуси составляет основной интерес этой книги.
Для авторов независимость Беларуси — достижение, а не «подарок судьбы». «Уже к 1990 г. сложились объективные и субъективные предпосылки, которые способствовали неизбежному движению Беларуси к независимости». Суверенизация Беларуси предстает на страницах книги как процесс, начавшийся в июле 1990 года и завершившийся только в декабре 1991 года.
Этапы этой истории хорошо известны — Декларация, путч, придание Декларации статуса конституционного закона, практические решения осенью (от герба и флага до переподчинения министерств и ведомств от Москвы Минску), декабрьские события и отзыв белорусских представителей из союзных ведомств.
Этот ряд событий авторы дополняют новыми сюжетами. Например, 21 декабря 1990 года ВС БССР постановил создать Национальный банк Беларуси. 27 февраля 1991 года был принят весьма примечательный закон «Об основных принципах народовластия в Белорусской ССР». Этот закон по большому счету содержал предчувствие акта 25 августа: он закрепил приоритет Конституции БССР и ее законов, перевел госимущество в распоряжение БССР.
Но даже после 25 августа Беларусь оставалась — в известной степени, — частью Союза. Процесс переподчинения органов государственной власти, произошедший в августе—сентябре 1991 года, осуществлялся как бы с опаской, так, что в любой момент мог быть повернут назад. Показательно, что упоминания об СССР в законе о Совете министров были изъяты только 10 января 1992 года. Этот пример по-своему отражает «качество» белорусской независимости.
Как часть процесса суверенизации авторы рассматривают также вопрос о президентстве. Это сочетается с апологетикой ЦК КПБ. Политическое руководство БССР «предвидело возможность быстрого и неконтролируемого распада СССР», поэтому оно уже 10 марта 1990 года постановило «проработать» вопрос о введении собственной валюты в Беларуси, а 20 июня 1991 г. утвердила через Верховный Совет закон о введении поста президента.
Правда, президента тогда БССР не получила. Идея выбрать его непосредственно в Верховном Совете не нашла поддержки, а организация выборов, как сообщают авторы, отошла на второй план после августовских событий.
Белорусская модель: бесконечный переходный период
И наконец, над всем этим возвышается белорусская модель — достижение трудящихся под руководством президента. Можно узнать, что среди причин его победы в 1994 году были «его душевная теплота и сердечность, открытость и искренность, принципиальность и бескомпромиссность».
Несмотря на дефицит конкретики в определении «белорусской модели», некоторые примеры достойны внимания. Они преимущественно касаются сельского хозяйства. Например, если бы в 1995 году белорусские колхозы были бы разделены между колхозниками, каждый получил бы: 4,5 га земли, половину трактора, четверть комбайна, корову и поросенка.
Новое руководство предполагало, что неолиберальные решения, которые предлагал Запад, в Беларуси не приживутся. Как объяснял позже сам Лукашенко: «Но ведь чужое и остается чужим. Оно не обогреет теплом, не озарит радостью творчества нашей души, не будет нам всем дорогим, потому что это чужое».
Беларусь пошла своим путем. Авторы пытаются продемонстрировать результаты. Они находят прогресс в белорусском сельском хозяйстве. «Строительство агрогородков»: утверждается, что в 2005—2008 годах их было возведено 937. Кроме того, в 2008 году, сообщают авторы, сельское хозяйство в Беларуси достигла европейского уровня (опять же, не вдаваясь в детали).
Но авторы признают, что Беларусь все еще находится на переходном этапе, и многие важные элементы современности — демократия, правовое государство — в Беларуси отсутствуют (в книге это сформулировано, конечно, дипломатичнее).
В целом книга выглядит как пламенная апологетика «белорусской модели». При этом со страниц книги она предстает как бесконечный переходный период, а аргументация в его пользу часто приближается к самоколонизации. Некогда так же Лига наций разграничивала народы: одни готовы к государственности, другие — нет. Последние становились «подмандатными территориями» великих держав. Так и академические историки неустанно доказывают, что белорусы, хоть и созрели к государственности, но не готовы к демократии и правам. И главным смыслом существования нации оказывается не отдельный человек, а нечто иное — словами Эдмунда Бёрка, коллективный договор живых и мертвых: «реальный государственный суверенитет, о котором мечтали многие поколения белорусов».
Что имеется в виду под словом «реальный» и чем он отличается от «нереального», опять же, не поясняется.
