Артур Гротгер. Сибиряки. 1863.
«Разве вы не знаете, что в стихах все сбывается?» — спросила когда-то одна русская поэтесса у другой. Припоминаю это, пока пишу свою заметку, и думаю: чем, если не подтверждением этого вопроса, чем, если не предсказанием-провидчеством собственных судеб в писанном-песенном слове, предчувствием предрешенности, была история двух белорусов, поэта и композитора, напророчивших себе изгнание из Края? Первый, хотя и под давлением внешних обстоятельств, — изгнание добровольное; другой — вынужденное, по чужой недоброй воле.
Биографию, творческий вклад писателя и публициста Винцента Коротынского (1831—1891) тщательно изучали-собирали по крохам начиная еще с нашенивской поры.
Винцент Коротынский.
Сегодня у нас есть изданный по-белорусски, составленный Владимиром Мархелем небольшой том его избранного «Творы» (1981, 1994, 2009), обзор материалов к жизнеописанию, рукописному и печатному наследию, сделанный Геннадием Киселевым в монографии «Ад Чачота да Багушэвіча» (1993, 2003). О музыканте, композиторе, педагоге, «крестьянине-интеллигенте» Винценте Климовиче (около 1830 — около 1880) мы до недавнего времени не знали почти ничего. Только в начале 1970-х тот же неутомимый Геннадий Киселев, используя архивные документы и редкие издания, вернул это имя из небытия.
Винцент Климович.
Когда познакомились два уроженца бывшего Новогрудского уезда (Коротынский был родом из деревни Селище, расположенной недалеко от Любчи, Климович — из деревни Пересека), точно неизвестно. Возможно, их знакомство произошло где-то во второй половине 1850-х. И первоначально, видимо, имело характер переписки.
Следов их дружеских отношений сохранилось немного: в 1858 году Климович получал за неграмотную мать Коротынского метрику о рождении сына; чуть позже, в начале 1860-х, помогал литератору в сборе материалов об Адаме Мицкевиче.
Приблизительно в конце 1850-х — ставлю такую предполагаемую дату, вопреки принятой в нашей науке — живя в подвиленской Барейковщине и в самой Вильне, переводя в соаторстве с Владиславом Сырокомлей произведения Пьера-Жана Беранже на польский язык, Коротынский (он, бывало, подписывался как Ładzisław Borzywojowicz, Bożywoj, Коротай-Коротынский), сделал вольный, на белорусском языке «перепев» стихотворения французского поэта «La Nostalgie, ou la Maladie du pays» («перепев» этот, элегия «Туга на чужой старане» — один из трех известных ныне белорусских произведений Винцента Коротынского). А Климович, тогдашний волостной писарь в Полонечке, положил стихи на музыку.
Усадьба в Барейковщине, ныне — в Литве. Современный вид. Фото radzima.org.
Далее последовали трагические события 1863-64 годов: арест (05.03.1863) Винцента Климовича по делу минской революционной организации «красных», его тюремное заключение и, согласно приговору (21.06.1864) муравьевского Полевого аудиториата, ссылка в «отдаленнейшие места Сибири».
Оттуда Винцент, сын Юзефа, уже не вернулся: как свидетельствовал в своих воспоминаниях (1887) художник Эдвард Павлович, он умер в Иркутске, где получил разрешение властей вести обучение музыке, но умер, не дождавшись разрешения на свое возвращение.
Винсент Коротынский, попав под надзор полиции, испытав обыски на своей виленской квартире, в начале 1866 года уехал вместе с семьей в Варшаву, где и прожил до конца жизни.
* * *
В 1912 году (а может, и немного раньше) редакция газеты «Наша Ніва» получила от кого-то рукопись с текстом элегии и нотами к ней.
Стихотворение появилось в сдвоенном 49-50-м номере 14 декабря того же года с датой «10 студзеня 1864» со следующей припиской: «К этому стихотворению В. Коротынского написал музыку крестьянин из Новогрудского уезда Винцесь Климович. Музыку В. Климович посвящает п. Мощинскому, «в память». Оригинал стихотворения и нот находится в редакции «НН». Впоследствии следы рукописи потерялись, а нашенивская публикация надолго стала единственным источником текста «Тугі на чужой старане».
Весной 2015-го, благодаря помощи работников филиала «Институт искусствоведения, этнографии и фольклора» Центра исследований белорусской культуры, языка и литературы НАН Беларуси, мне удалось познакомиться с «вильнюсской» частью фольклористической коллекции Белорусского музея имени Ивана Луцкевича, с фрагментами личного архива этномузыколога, издателя и педагога Антона Гриневича (1877—1937). Параллельно я штудировал статьи Ольги Лобачевской — едва ли не первой серьезной исследовательницы тех материалов, а также их опись, сделанную Юлей Резник в рамках магистерской программы под руководством Ольги Лобачевской. Наконец, в конце 2015-го, при поддержании Белорусского ПЕН-центра, я смог посетить Вильнюс и непосредственно поработать с интересующими меня документами. Результатом всего этого стал ряд открытий, включая открытие копии рукописи стихов и нот, о которых написано выше.
Копию ту Антон Гриневич сделал с «архивных материалов пана Ромуальда Земкевича» 30 июля 1912 года.
Антон Гриневич (стоит справа) с Гальяшем Левчиком и Язепом Дроздовичем (стоят в дверях) во время этнографической поездки по Беларуси. Конец 1920-х.
Клептоман — Крот Библиотек, как называли его в газетных криминальных хрониках межвоенного времени, конфидент I-го отдела польского Генерального штаба, обладатель богатейшей белорусской (и не только белорусской) книжной и рукописной коллекции (судьба ее так до конца и не выяснена) Ромуальд Земкевич (1878/1881—1940(?)) щедро делился всем, что касалось музыки, с Гриневичем, к которому — как мало к кому — относился с искренней приязнью и уважением.
Ромуальд Земкевич.
Поделился, как видим, и произведением Коротынского-Климовича.
Те, кто знал Земкевича, утверждали и в довоенное, и в послевоенное время, что, войдя в доверие к «нашенивцам», «варшавский белорус» обокрал их, присвоив многие ценные экспонаты будущего Белорусского музея.
Итак, имеются все основания утверждать, что Земкевич заграбастал и оригинальную рукопись Климовича с «посвящением» Мощинскому из редакционного архива «НН».
Хозяина «кватэры-кніжні-старасхову» на улице Хмельной, 18 в Варшаве убили немцы (темная история!), его коллекции потерялись-растворились в военном лихолетье. Кое-что из той коллекции однако всплывает время от времени. Пусть и в копиях.
* * *
Обнаруженный в фондах Института литературы и фольклора Литвы документ ценен вот чем. Во-первых, он является источником неотредактированного текста элегии Винцента Коротынского «Туга на чужой старане».
Во-вторых, он позволяет утверждать: при первой публикации сделали ошибку, датируя дарственную надпись бывшему кандидату Петербургского университета, кассиру минской революционной организации Яну Мощинскому «10 января 1864»; на первой странице рукописи читаем: «10 grudnia [декабря] 1864».
Значит, текст с нотами Винцент Климович подарил Мощинскому уже в ссылке. (Кроме того, сомнительно, чтобы Климович писал музыку в тюрьме. Есть архивные данные о том, что песня понравилась, мол, сокамерникам Климовича; взятый в плен повстанец из отряда Антона Трусова Стефан Пянкевич даже перевел текст Коротынского на польский язык, дав заголовок «Tęsknota w obcej stronie»(перевод не обнаружен). А о том, что Климович написал музыку в заключении — сведений нет. Просто научил всех песне, но никак не написал.)
Наконец, третье, самое главное: документ содержит ноты очень красивой мелодии. Мелодии умолкшей. Хотелось бы, чтобы сегодня она зазвучала снова.
Туга на чужой старане
(Tęsknota w obcej stronie)
Словы Вінцэнта Каратынскага
Музыка Вінцэнта Клімовіча
На арыгінале напісана: Пану Машчынскаму на памятку першае сустрэчы ахвяруе сувыгнанец селянін Навагрудскага павету Вінцэнты Клімовіч 10 снежня 1864 г.
Спісана з архіўных матэрыялаў п. Рамуальда Зямкевіча 30/VII 1912 [1919 (?)].
А. Грыневіч
1
Ой саколка, ой галубка,
Не пытайся, не,
Што мне тошна, мая любка,
Ў гэтай старане
Я ж зямліцу меў радную,
Быў слабодзен сам
Ох, ці днюю, ці начую,
Я ўсё там да там!
Там гукнеш ў сардэчным краю,
Разлягнецца свет.
Тут гукаю, прымаўляю —
Адгалоскі нет.
Там палосы, сенажаці
Красны як нідзе;
Стануць пташкі прыпяваці
Ў сэрцы аж гудзе.
2
Там дзявочкі на вячоркі
Язычком радным
Кажуць казкі, прыгаворкі
Душа ліпніць к ім.
Там дзяўчаты, маладзіцы
Красен цвет тымян,
Глянеш толькі ім ў ачыцы,
Як ад мёду п’ян.
Там, як пташка на свабодзе,
Я быў жыць прывык.
Не пытаўся «мала? годзе?»
Быў вясёл і дзік.
Як дубінка маладая,
Гібкі проста віць.
З оч маланка вылятае,
Кроў агнём кіпіць.
3
Ах, цяпер жа, ой палеткі
Роднага сяла,
Не пазналі б тае кветкі,
Што там зацвіла!
Паглядаю праз аконца,
Чоран цэлы свет.
Усем людзям свеце сонца —
Мне прасветку нет.
Бо за мною, прада мною
Поўна Божых сёл; -
Ўсе ў грамадзе, да з раднёю,
Я адзін, як кол.
Адарвалі сіраціну
Ад свае зямлі.
Даўшы розум, хараміну,
Шчасця не далі.
4
Я не смею прытуліцца
Ні к яму, ні к ёй.
Хараміна, чужаніца
Розум — вораг мой.
Ад зарыцы, да зарыцы
Туга кроў мне п’ець.
Пяюць хлопцы, маладзіцы,
Я не ўмею пець.
Бо пры люлі родна маці
Мне не пела дум.
Ў чыстум полі для дзіцяці
Граў мне ветру шум
З шчаняткамі збегаў поле
Мілай стараны.
Не судзіла горка доля
Жыць так, як яны.
5
Ох, не будзе над роднаю
Да не будзе нам,
Ці я днюю ці начую
Там! ой там! ой там!
Саколачка, галубачка,
Хочаш мне памоч?
Дай маё мне, дай сялочко,
Туга пойдзе ў проч.
Источник: Lietuvių literatūros ir tautosakos institutas. Lietuvių tautosakos rankraštynas (LTR). LTR 7579/II-7. Без пагінацыі: [*L. 1-2 v]. Аўтограф Антона Грыневіча.
* * *
Публикую и звуковой файл с любительской записью собственного исполнения песни Коротынского-Климовича в «вольной аранжировке» под аккомпанемент гитары. Не будучи специалистом, искренне надеюсь, что ноты заинтересуют профессиональных музыкантов.
