Александр Заборовский карьеру начинал в Институте экономики НАН, работал в Совмине, являлся заместителем министра экономики. Последняя его должность в Беларуси — главный советник главы Нацбанка. Год назад Заборовского пригласили на очень серьезную должность в Вашингтон — советником исполнительного директора МВФ.
Как стало известно «Нашей Ниве», отпускали Заборовского с госслужбы очень неохотно, но экономист все же решил уехать — это новый опыт, возможности для профессионального роста и новых знаний.
Сегодня Заборовский курирует в МВФ несколько сфер.
Для «Нашей Нивы» он высказал свой взгляд на некоторые волнующие белорусов процессы.
«Наша Нива»: Какой наша страна видится из Вашингтона?
Заборовский: Аналитики и иностранные инвесторы смотрят на нас прежде всего глазами рейтинговых агентств и отчетов международных институтов.
Что они видят? Что Беларусь — это страна со средним уровнем валового национального дохода: около $5300 на душу населения в год. По методологии Всемирного банка, средний уровень находится в широком диапазоне от $1000 до $12000. Это значит, что до вершины среднего уровня нам скакать еще дай бог.
Еще они видят, что у нашей страны высокий человеческий потенциал и хорошее географическое положение.
В то же время это страна с историей гиперинфляции и нескольких девальваций. Имеются серьезные макроэкономические уязвимости и высокая доля госсектора.
А это означает, скорее всего, что в стране риск неровной формы собственности и, наверное, в случае если государственное предприятие тебе не заплатит, то в суде этой страны очень непросто будет чего-то от него добиться.
Кроме того, это страна с золотовалютными резервами ниже рекомендованных.
А если взглянуть на государственные риски, согласно рейтингу Организации экономического сотрудничества и развития, мы в шестой группе стран из семи (где первая группа — это самые открытые для инвестиций страны).
Как работают иностранные инвесторы или банки? Они всегда страхуют риски исходя из странового рейтинга. И вот инвестор говорит в страховом агентстве: «Я хочу вложить в Беларусь сто миллионов — застрахуй».
Агент смотрит: а страна только-только вышла из самой последней, седьмой, инвестиционной группы, перешла в шестую. И он говорит, взглянув на все рейтинги: я тебе такую сумму страховать не буду в этой стране, а если и застрахую, то возьму такую премию… на которую инвестор никогда не пойдет.
И здесь нельзя дать универсальный совет, как одномоментно повысить нашу привлекательность. Это обширный перечень требующих решения вопросов. Их решение требует времени и правильной экономической политики.
«Наша Нива»: Как получается, что у нас, кажется, ничего не реформируется особенно, а стране удалось просуществовать в таком состоянии уже четверть века? Мы до сих пор проедаем советское наследство, или отсутствие реформ — это иллюзия?
Заборовский: Дело в том, что не всё, что осуществляется в Беларуси, публично называется реформами. Многие еще воспринимают это слово как некое негативное явление. А это естественный процесс самосовершенствования, даже в Китае реформы называются реформами.
А если говорить по существу, то пенсионная реформа идет? Идет. Денежная — прошла. Гибкий курс? Это серьезная реформа. Мы осуществили множество реформ в области открытия и ведения бизнеса — наш прогресс в рейтинге «Ведение бизнеса» это отражает.
Устанавливается новая бюджетная и денежная политика.
Поэтому было и есть очень много мер, которые можно классифицировать как реформы.
И главное, чтобы все эти реформы были согласованы между собой. Ведь бывает так, что здесь мы, кажется, либерализуем те или иные правила, но это сочетается с усилением контролирующих органов, и всё, выходит, впустую.
Важна системность, чтобы меры усиливали одна другую, — тогда будет экономический рост.
«Наша Нива»: А что вы ответите тем экономистам, которые из года в год прогнозируют скорый коллапс белорусской экономики?
Заборовский: Действительно, некоторые говорят, что вот-вот у нас произойдет капитальный кризис, дефолт. Конечно — кризисы происходят тогда, когда есть негибкость экономической системы и политики в условиях гибких внешних условий. Что такое негибкость? Например, фиксированный курс валюты в условиях шоков. Или мы говорим: «Достигаем темпов роста любой ценой», без учета ситуации на рынках. Или гонимся за зарплатой без роста производительности труда. Это ведет к микрокризисам, которые могут аккумулироваться и перерасти в большой. Экономическую политику надо калибровать в этих координатах: внешние условия и гибкость собственной политики.
Я понимаю ту озабоченность, которую выражают некоторые экономисты. Но я также верю в ту экономическую команду, которая сейчас принимает решения. Они смогут ответить на вызовы.
«Наша Нива»: Ну вот вам вызов — налоговый маневр в России. Как реагировать? Сможет ли наша модель экономики работать без такой поддержки?
Заборовский: Да, это серьезный шок. Мудрость здесь может быть в том, чтобы каждую угрозу воспринимать как возможность. Вот ситуация: системно изменяется механизм отношений в очень важной для нас энергетической сфере. Что может быть ответом? Нужно использовать эти изменения, чтобы структурно менять подходы к бюджету, снижать зависимость экономики от энергетической сферы и диверсифицировать ее. А возможные доходы от компенсации, о которой договорятся на высшем уровне, следует оценивать как конъюнктурные, а не структурные, и направить на погашение государственного долга. Именно такая, кстати, и задекларированная политика Минфина на 2019 год — они рассчитали бюджет в таких условиях, что он полностью учитывает потери от налогового маневра.
«Наша Нива»: Вы упомянули долг — так хорошо это или плохо, что Беларусь все время берет в долг?
Заборовский: Ни одна экономика, почти ни одно предприятие не живет без долгов. В этом явлении особенно плохого ничего нет — дополнительные средства нужны для развития. И здесь вопрос лишь в том, сколько можно брать, поэтому существует понятие «устойчивости долга». Что это? Это тот уровень, при котором страна может обслуживать и погашать этот долг при трех условиях: она не окажется в дефолте; не будет вынуждать кредиторов реструктуризировать долг; стране не понадобится критическое снижение бюджетных расходов, которое может привести к политическим кризисам.
Также важно, имеет ли страна доступ на рынки капитала? Высокие ли у нее доходы в валюте? Сбалансирован ли бюджет, емкий ли внутренний рынок капитала? Словом, множество факторов влияет на то, является ли долг устойчивым. Поэтому в Японии долг свыше 200% ВВП, в США — 100%, а у нас только около 50%. И я подчеркну, что «устойчивым» долг должен быть не только при стабильных сценариях, но и в кризисных: например, курс изменился — сможем ли мы тогда его выплатить?
Поэтому относительно Беларуси мое мнение таково — сегодняшний размер государственного долга на управляемом уровне, но государству следует быть очень сдержанным в новых займах, потому что у нас есть ряд уязвимостей, структура государственного долга неоптимальна, например — большая доля долга в валюте, более 80%.
И наша бюджетная политика должна быть сбалансированной, чтобы не допускать дальнейшего роста.
Мне нравится намерение нашего правительства, которое констатирует, что должна быть возможность досрочного выкупа за счет незапланированных ресурсов от благоприятной внешней конъюнктуры.
«Наша Нива»: В истории есть примеры, когда стране удавалось резко прыгнуть вперед в своем экономическом развитии. Классический образец — Сингапур. А есть ли такой потенциал у Беларуси?
Заборовский: В экономической теории существуют два взгляда на это: первый говорит, что твое прошлое оказывает влияние на твою будущее, и неэффективности в прошлом определяют колею, из которой тяжело выйти. Другая теория утверждает иное, подчеркивая, что есть страны, которые даже в Африке сумели выбраться из абсолютной нищеты.
И внутренне я убежден, что, хотя это и очень трудно, но при правильной политике и развитии институтов мы можем рвануть: и в 90-х, и сейчас у нас намного лучшие стартовые позиции чем, у многих.
Выйти из бедного в средний уровень концептуально просто: нужно развивать производство, образование и здравоохранение, строить заводы и инфраструктуру — почти всё даст скачок от низкого уровня.
Но этот же набор политик не сработает для перехода со среднего на высокий уровень.
Здесь начинают влиять другие факторы: это ряд реформ институтов, независимость Центробанка, судебная реформа, равенство форм собственности, инновационная система, развитие сферы услуг, снижение риска девальваций и экспроприаций.
Для обеспечения выхода в высшую группу нет пророка, который скажет — давайте вот это построим, и все потом разбогатеем.
«Наша Нива»: Как вы в связи с этим оцениваете Декрет о развитии IT, который по отдельным оценкам и может стать тем батутом для прыжка?
Заборовский: Если говорить об IT, то главный урок в том, что это все задумывалось как регулятивная песочница: давайте создадим условия и посмотрим, как это работает. И вышло, что если никого не кошмарить проверками, если есть английское право, если государство в принципе не влазит и не управляет каждой компанией, то происходит рост! И я здесь вынесу за скобки заниженные налоги, потому что они адаптированы под налоги парков в других странах — при их несоразмерности к нам бы просто не пошли.
И теперь можно сделать вывод, что, устанавливая такие же правила в других отраслях экономики, мы можем простимулировать рост. Повторюсь — нет пророка, который сказал бы, какая сфера выстрелит.
Помню такое — в 2008-м я был помощником у Михаила Мясниковича, который возглавлял наблюдательный совет Парка высоких технологий.
И тогда были эксперты, выступавшие против принятия компании Game Stream: «А о чем это вы говорите? Танчики? Игрушки какие-то? Нет, мы должны брать компании, которые создают алгоритмы для станков».
Это лучший образчик тупиковости концепции «назначения чемпионов» на базе так называемой «научной экспертизы».
Хорошо, что тогда Михаил Владимирович, Наблюдательный совет ПВТ не послушались этих «экспертов» и компания стала резидентом парка — а сегодня страна радуется, что у нее есть World of Tanks.
Поэтому нужны сотни круглых столов в каждой сфере, чтобы вместе: бизнес, государство и гражданское общество — нащупать проблемы и решить их, имея перед глазами успех ПВТ и ту правовую часть, которая работает в парке. Давайте расширять эту практику, а чемпионы определятся впоследствии сами.
«Наша Нива»: Складывается впечатление, что $500 — это критический максимум для нашей экономики. Как только мы его достигаем, сразу обвал. Так когда же мы выберемся из этого порочного круга?
Заборовский: Уровень зарплаты всегда определяется уровнем производства, это фундаментальный закон. Будет расти производство — будут расти и зарплаты. Это должно произойти натурально, а не директивно. Мы много раз видели и убеждались, что при попытках перехитрить законы экономики и ограничить действие рыночных сил выходит только хуже. Это как бороться с гравитацией.
И если произойдет совершенствование экономических институтов, всё то, о чем мы говорили ранее, то $ 500 — это не только вполне подъемная сумма для Беларуси. Можно и больше.
А в деле распределения зарплат есть еще одна проблема — определенное неравенство, которое необходимо преодолевать.
Например: есть два человека — один из них зарабатывает больше, потому что работает больше, эффективно работает. Это как бы справедливое неравенство.
Но есть несправедливое, когда существует неравенство возможностей: человек, скажем, родился в рабочей семье, отучился в ПТУ с красным дипломом, стал хорошим специалистом. И вот ему уже 37, и его специальность становится невостребованной. Что ему делать? Работа пропала, он стал неконкурентным и поэтому имеет мизерную зарплату, в то время как востребованный специалист будет зарабатывать более $500.
«Наша Нива»: Это типичная проблема. Известны истории, когда иностранные инвесторы проваливали здесь свои проекты, так как не могли нанять компетентных работников. Что делать? Как идти в рынок с неконкурентными кадрами?
Заборовский: Это на сегодня самый ключевой вопрос: каким образом квалификация людей будет адаптироваться под те условия, которые сегодня диктуют технологии? И как бы оно ни звучало футуристично, но многие белорусы очень остро ощущают эту проблему на себе уже сегодня.
Проблема чувствительная не только для Беларуси: даже в Швейцарии думают, как ее решать.
Разве что задачи у нас немного другие. Мы думаем, как обеспечить зарплату. А они думают, как ее не снизить.
И целый ряд людей, которые работают сегодня на станках (точат, сверлят), будут заменены роботами.
Я был крайне впечатлен, когда побывал на конвейере Мерседеса — настолько он космически выглядит.
Там почти нет людей, а большие роботы собирают автомобили. Причем, по предварительному заказу. Можно видеть, для кого собирается конкретная машина, и какие пожелания клиент оставил.
Фактически, это оксюморон — конвейер начал выпускать индивидуализированные вещи.
Я здесь соглашусь с некоторыми философами, которые говорят, что если в прошлых веках основной опасностью был страх стать завоеванной дешевой рабочей силой, то страх будущих веков — это стать никому не нужным.
Всемирный банк еще в 2010 году рекомендовал нам как действовать: они предлагали определить ряд нежизнеспособных предприятий, которые явно скоро умрут.
Часть людей с этих предприятий предлагалось начать переучивать соответственно их первичной квалификации, части — помочь перейти в предпринимательство, часть — досрочно отправить на пенсию. По сути, это и решение проблемы структурной безработицы.
Ответ Министерства труда тогда был таков: «Это интересно, мы подумаем». Но вопрос — что реализовано? Сумели ли мы признать, что наши предприятия умирают? Или мы не отвечаем на вызов?
Первостепенна здесь все же роль государства, мы не можем растерять свой человеческий капитал, по уровню развития которого мы на 53-м месте в мире.
Очень важно, чтобы государство проводило политику адаптации — это реформы рынка труда, системы образования, переплетение множества принимаемых мер.
Особенно важно образование.
Никакой плановый институт, никакое министерство не согласует спрос и предложение. И эти сказки, что «мы спрогнозируем потребность в кадрах на 20 лет вперед, и в соответствии с этим будем учить людей…» — это весьма утопическая концепция. Нет иного механизма, кроме рынка, который это решит.
Известно, что следует поощрять инвестора в его содействии образованию. Вот вы говорите: некоторые уходят, потому что не нашли квалифицированных работников.
Но Штадлер, например, поступил иначе — переучил людей сам. У него была проблема: наши сварщики не обеспечивали достаточно профессиональные швы, поэтому они отвезли их в Швейцарию и научили там.
Выход из ситуации есть, и я не думаю, что надо бросать людей в голодные условия, чтобы только так побудить их меняться — следует им помогать.
«Наша Нива»: Кто кому больше нужен: МВФ — Беларуси, или Беларусь — МВФ?
Заборовский: Фонд создан исходя из простой идеи — если в какой-то стране проблемы, то они, как зараза, распространяются и на другие: я меньше покупаю, не плачу по долгам и так далее. Миру невыгодно, чтобы случались кризисы, и для предупреждения этого создан МВФ.
И как все страны имеют долги перед Фондом, так и Фонд — перед ними.
Например, Беларусь, как член Фонда, может рассчитывать на то, что он даст Беларуси лучшие рекомендации по развитию экономики исходя из компетентности советников. Также Беларусь может рассчитывать на то, что Фонд окажет техническую поддержку — научит кадры Нацбанка, Минфина, Минэкономики. Обязанность Фонда — предоставить помощь в случае кризиса платежного баланса при условии, если эти меры позволят преодолеть кризис и вернуть деньги.
Соответствующие программы МВФ действовали в свое время и для Франции, Израиля, Великобритании, ближе к нашему времени — для Португалии, Ирландии. Развитые страны также сталкиваются с кризисами.
Поэтому я бы резюмировал, что мы взаимно востребованы.
«Наша Нива»: Так что же главное? Сократить долю государственного сектора?
Заборовский: Со 100% государственного имущества мы за 27 лет пришли к 50%, это говорит о том, что частный сектор у нас все же развивается. И если вычесть из этих 50% калийный комбинат, нефтепроводы, другие стратегические сферы вроде оборонной промышленности, то останется где-то 30%.
И здесь действительно есть куда расширять частный сектор.
Часто у меня спрашивают: «А зачем вам государственные отели? Там же низкий уровень сервиса. Зачем вам государственные заводы по добыче минеральной воды? Зачем государственные заводы по выпуску тетрадей? В чем смысл всего этого? Как ими управлять? Зачем расходовать государственные ресурсы?».
Это очевидно: если проиграет частная компания, то риск несет частник, и обязанности бюджета здесь косвенные — возникающие только через социальную защиту. А если проиграет госкомпания, то платят все налогоплательщики и платят серьезно.
И я бы не сказал, что существует какая-то определенная доля государственного имущества, сократившись до которой можно будет сказать: «Ну, теперь все отлично».
Важна также и стратегия работы в госсекторе: какая она? Если госкомпания не сплачивает по долгам инвестору или партнеру, то мы ее банкротим или нет? Если, условно говоря, государственная компания приходит в государственный же банк, то не получит ли она условия лучше, чем для частной компании? Если на государственный завод за сырьем придет и частник, и государственная компания, то не скажут ли частнику, что ему не продадут сырье на переработку? Если инвестор захочет купить или продать акции, не создадим ли мы ему препятствий?
Вот вопросы, которые также важны. Потому что ни один фонд не требует от нас обвальной приватизации, от нас хотят ясной и предсказуемой экономической политики, которую можно просчитать.
Потому что невозможно составить бизнес-план, исходя из того, что не знаешь, заплатят тебе за товар или нет, отнимут у тебя половину бизнеса или нет.
Но есть и еще один важный момент: без диверсификации собственности невозможно диверсифицировать торговлю — то, над чем ломают голову сейчас.
Наверное, выйти на рынок Евросоюза будет легче той компании, в числе собственников которой гражданин Евросоюза. Наверное, поставлять на рынок Китая будет легче той компании, где среди собственников китаец. Поэтому диверсификация экономики и экспорта возможна только через диверсификацию собственности.
***
Александр Заборовский
Родился в 1982 году в Слуцке. Окончил БНТУ по специальности «Экономика и управление на предприятии».
Стажировался в Штутгартском университете, Колледже Европы в Бельгии, Объединенном Венском институте, Международной академии государственных служащих в Китае.
Кандидат экономических наук.
Карьеру начинал в Институте экономики НАН (2004—2011), перешел на должность помощника Председателя президиума НАН.
В 2011—2014 — первый заместитель руководителя, руководитель секретариата премьер-министра Беларуси, заместитель руководителя Аппарата Совета министров — руководитель секретариата премьер-министра.
В 2014—2017 год — первый заместитель министра экономики, затем — главный советник председателя правления Нацбанка.
С конца 2017 — советник исполнительного директора МВФ.
Женат, имеет двух дочерей.
