Виктор Мартинович опубликовал на budzma.by реакцию на недавнее резонансное высказывание Светланы Алексиевич.
Моего прадеда Емельяна убили нацисты по наводке перепуганного 14-летнего мальчишки, который потом советской властью был осужден как полицай.
Когда-нибудь я расскажу эту историю подробно.
Пока же могу сказать только, что мне крайне неприятно слышать, как нобелевский лауреат называет мою страну «страной полицаев».
Человек обязан думать, что говорит и какие последствия будет иметь сказанное. Тем более если этот человек — нобелевский лауреат. <…>
Одна из причин, почему язык газеты «Правда» образца 1944 года снова стал популярным сегодня, — это желание восстановить героику и враждебность той войны. Черно-белую систему, свойственную любому вооруженному конфликту.
Ведь беря в оборот терминологию войны, которая закончилась 75 лет назад, очень просто начинать новые войны. Называть кого бы то ни было «оккупантами» или «фашистами», «бандеровцами». Мы все помним, как в начале войны на востоке Украины обе стороны с запалом называли «фашистами» тех, кто им противостоял.
А самое неумное, что можно делать в XXI веке, — брать упрощенные ярлыки отгремевшей эпохи и самим навешивать их на свою родину.
Говорить, что Беларусь — «страна полицаев», — то же, что называть Германию страной нацистов, Италию — прибежищем фашистов, Украину — логовом бандеровцев.
Я вообще удивляюсь, откуда в головах современников возникает этот выбор: мол, белорус может быть или полицаем, или партизаном. Мы проживаем свои жизни в логике или сопротивления, или коллаборации, хронически забывая, что сопротивление и коллаборация применимы лишь к ситуации оккупации.
Имея свое собственное государство уже 25 лет, мы должны были бы поступать и думать по-другому. Оккупация, все ее виды, закончилась.
Беларусь — не страна партизан. Беларусь — не страна полицаев. Беларусь — это страна белорусов, страна русских, страна поляков, страна украинцев, литовцев, татар — всех этносов, которым интересно жить на нашей территории. Все вместе мы делаем общее дело, строим сад, в цветении которого хотели бы видеть будущее своих детей.
При чем здесь окопы? Откуда всё время берутся Марат Казей с гранатой и Павлик Морозов, готовый «настучать» на родных-кулаков или полицаев?
Да, система здесь часто вела себя так, будто ее насельники — пришельцы из других мест.
Будто действует во враждебном окружении людей, воспитанных в другой идеологии. И поэтому без лютых репрессий, без показательных судебных расправ, без тюрем и лагерей она не устоит. Но почему эти истерики должна поддерживать интеллигенция? Почему из тысячелетий белорусской истории мы должны постоянно возвращаться к моменту, когда одна оккупация сменилась другой оккупацией, предопределив крутые повороты судеб вроде Гениуш и Арсеньевой?
Героика национальной самости пишется через истории самопожертвования. Пантеон людей, заложивших этическую систему, которую ты сам готов перенять, вмещает в себя тех, кто, оказавшись перед болезненным выбором, положил свою жизнь, не раздумывая, как оценят это современники или потомки.
У каждого народа имеется такой пантеон.
И только у белорусов Калиновский оказывается «спорной фигурой», для гроба которой даже гипотетически не находится места на родине. И только у белорусов самоидентификация связывается с полицаями, которые помогали оккупантам угнетать и истреблять свой народ.
Я не жил «всю жизнь в стране полицаев».
Я жил среди соотечественников, которым телевизор, культура и «лидеры мнений» мешали помнить, где черное, а где белое.
Я не хочу продолжать игру предшественников.
И позвольте напомнить: Вторая мировая закончилась.
Она не была самой лютой войной здесь, поскольку в ней погиб каждый третий, а во время «Неизвестной войны» (или «Кровавого потопа» 1654—1667 годов) здесь погиб каждый второй.
Скажу еще раз: эти войны закончились.
Мы живем в мирное время, и наша задача — этот мир сохранить. Пора откинуть все виды враждебности.
В том числе самую популярную у белорусов враждебность — враждебность к себе.
