В интервью Радыё Свабода Вадим Можейко рассказал об исключенных и арестованных студентах, молчании большинства преподавателей и о том, что уходил, с уверенностью, что вернется и будет преподавать в новой Беларуси.
О причинах увольнения
— Вы уволились в знак протеста против действий государства и в видеообращении, которое опубликовали, связываете это с невозможностью дальнейшей работы в государственной организации. Я так понимаю, что это решение вызрело давно. Что стало последней каплей?
— Не секрет, что далеко не первый день у меня были расхождения с политикой государства, с политикой в области образования. Когда 1 сентября начинался учебный год, мне было интересно прийти на общее университетское собрание и посмотреть, как все будет происходить, как после всего этого можно начинать нормальную жизнь, будто ничего не произошло. В начале сентября казалось, что изменения наступят быстро, и не было ощущения, что надо уходить… Теперь же видно, что противостояние долгосрочное.
Решение я принимал в конце ноября, когда истекал срок контракта и нужно было писать заявление на его продление. Я написал заявление об уходе, в котором изложил все свои общественно-политические мотивы. Через месяц закончился контракт. Я не понимал, каким образом это может продолжаться и как можно там оставаться, поскольку было ощущение, что ты становишься частью машины репрессий. Я понимаю коллег, которые говорят, что останутся ради студентов и добрых дел. Иногда это действительно смелые люди, а иногда хорошая отмазка, чтобы ничего в жизни не делать. Мне казалось, что символический смысл этого шага, может, хоть чуточку подтолкнет и создаст определенные настроения в обществе.
Про университет напротив Дроздов
— Спорт — одна из основных сфер, которыми интересуется Лукашенко. В его ближайшем окружении преимущественно спортсмены; протест спортсменов стал одним из самых болезненных ударов для него, отсюда и месть спортсменам, и это провластное письмо, которое так массово заставляют подписывать. Ваше впечатление, насколько университет физической культуры был, как говорят, под личным контролем Александра Лукашенко?
— Действительно, место у нас символическое. Лукашенко на выборах всегда голосует у нас в университете на первом этаже; соответственно, избирательная комиссия состоит из преподавателей. И странно было бы ходить по коридорам с коллегами, которые фальсифицировали выборы, которые сфальсифицировали все голоса, кроме одного, так как на нашем участке точно был один реальный голос за Лукашенко.
Из-за того, что университет расположен напротив Дроздов, есть повышенное внимание к акциям студентов, так как эти акции были фактически напротив Дроздов и рядом с «Минск-Ареной». Возможно, из-за этого давления не смогло развернуться и студенческое движение насколько, как, мне в начале учебного года казалось, оно могло бы разворачиваться, ведь студенты всегда двигатели перемен, двигатели революций.
Когда людей запугивают, не дают собраться, когда их буквально запирают в аудиториях, чтобы не выпустить в то время, когда назначена акция, это просто дикость. И когда коллеги об этом говорят шуточками («Ха-ха, снова закрыли, не выпускают студентов»), то ты понимаешь, что университет пытаются превратить в место заключения. Когда коллеги говорят, что, заперев, таким образом защитили студентов, мне это не близко. И поэтому я не мог быть частью этой системы.
— Вы говорили в своем обращении об исключенных студентах; о студентах, сидящих в СИЗО, и о запуганных преподавателях. Были ли вы первым, кто публично ушел в знак несогласия?
— Была коллега, которая ушла, но не делала это публично. У меня есть определенная публичность, и я могу ей воспользоваться, чтобы распространить эту информацию. Многие боятся публичности. Может, и хватает сил уволиться, но не хватает сил об этом публично сказать. Мне после обращения писали в приват, спрашивали, не арестуют ли меня, не нужно ли мне бежать из страны. Все может статься, но надеюсь, такого не будет. Всегда есть риски. Один из посылов моего обращения: «Чем сидеть, бояться рисков и ничего не делать, то проще всего забраться под одеяло и не высовываться. Но разве таким должен быть преподаватель?» Например, говорят на что-то сдать 2 рубля; особенно никто не хочет, люди показывают, что им это не нравится, но сдают. Я говорю: «Вот я не сдал — и мне ничего не сделали. Почему же вы сдаете?» Люди отвечают:» А вдруг что?» Я понимаю, что люди держатся за свое место, людям страшно, и это именно тот страх, которого бы хотела система, чтобы все занимались самоцензурой, чтобы все боролись друг с другом, а не понимали, где основные проблемы — в давлении, администрации, недемократических мерах.
Поэтому я хотел своим уходом в том числе поддержать коллег, кому не хватило сил публично сказать об этом. Я знаю настроения, и они далеко не провластные. Вижу среди коллег единиц, которых условно можно назвать «ябатьками». В основном это люди адекватные, но просто им страшно.
Про работу в команде Черечня и его позицию
— Вы были доверенным лицом бывшего кандидата в президенты Сергея Черечня. Он фактически исчез из публичного пространства после голосования. Поддерживаете ли вы какие-то связи, есть ли у вас совместные проекты, интересы, политические или другие?
— Я поддерживаю с ним связь. Сергей в этой кампании не оправдал надежд тех, кто от него ничего и не ожидал. Говорили, что он ничего не сделает, признает выборы, станет ябатькой. По крайней мере мы увидели, что ничего подобного не случилось. Я и мои коллеги, которые были доверенными лицами, занимались независимым наблюдением. Этот избирательный год и эта избирательная кампания — не та, где Сергей мог в полной мере раскрыться. Сейчас нужны революционные лидеры, а Сергей не является революционером, и в программе мы говорили о других вещах. Мне писали, что он предатель, что признает выборы, подыгрывает режиму, но ничего такого не произошло.
Насчет моего будущего. Я человек либеральных взглядов, меня не влекла принадлежность к государству. Я понимаю, что если начнутся перемены, возможно, будет нужен и мой опыт, моя экспертиза. Но государственная служба — это не то, о чем я мечтаю. На данный момент меня вполне устраивает моя работа как аналитика; как индивидуального предпринимателя, который аналитикой занимается. Ведь, кроме того, чтобы выходить на улицы (честно говоря, я и это делаю), важно делать дело, которым я занимаюсь.
Об уходе с надеждой вернуться
— В своем видеообращении вы говорите о том, что уходите, чтобы вернуться и преподавать в новой Беларуси. Как аналитик, каким вы видите развитие политической ситуации в Беларуси в этом году?
— Еще летом мы с коллегами говорили, что будет очень сложно и очень тяжелоо. В определенный момент всем хотелось позитивных новостей (в этом причина популярности Максима Каца). Если ты будешь говорить, что будет сложно, долго; будет много жертв, будет кровь, и только через это к чему-то хорошему можно будет прийти, то это не слишком конструктивный посыл. Но теперь белорусы сами это всё поняли: что это будет долго и не будет легко, и есть риски. Но люди на это идут, и я очень рад тому, насколько люди оказались готовы к рискам и к долговременной борьбе.
А это самое важное, насколько человек готов не один раз совершить поступок, а каждый день, каждую неделю выходить и что-то делать. Этот запал никуда не делся. Как говорили поляки во времена «Солидарности», зима — ваша, а весна — наша. Когда будет весна и лето, будет много знаковых событий и поводов. Протест уж точно продолжится. Мы уже видим, как дворовые чаты начинают взаимодействовать друг с другом, объединяться и проводить совместные акции. Мы будем видеть, как по низовой инициативе будут происходить большие марши, и погода будет благоприятствовать.
Если смотреть стратегически, то перемены наступят, победа придет. Как минимум потому, что стратегически нет никакого ресурса, которым власть могла бы вернуться в прошлое. Экономического ресурса нет, и перспектив не просматривается. И пример чемпионата важен тем, как белорусы совместными действиями внутри страны и диаспоры не дают власти сделать то, что ей хотелось бы. Как аналитик я не вижу у режима ресурса на стратегическую перспективу. Да, можно сегодняшнюю ситуацию продлить на месяц, на полгода, может, на год, но стратегически победа неизбежна.
