Недавно разгорелся небольшой «исторический скандал»: российское посольство прокомментировало сообщение Национального исторического музея Беларуси по случаю Дня рождения Тадеуша Костюшко.
В своем комментарии посольство восточной соседки привело цитату из письма Костюшко Михалу Залесскому (соседу и другу американского генерала) 1789 года.
«Приучать их [русинов] надо к польскому языку, пусть по-польски все их службы будут. Со временем польский дух в них войдет. За врага будут потом считать того, кто бы не знал национального языка»»
Шах и мат. Костюшко хотел полонизировать белорусов. Очевидно, у российского посольства отдельного исторического отдела нет и эта цитата не стала их научным открытием. Ее всегда вставляют к месту и не к месту в интернет-дискуссиях, когда нужно доказать безграмотным белорусам, что их герой «ненастоящий»!
Но как это часто бывает с историческими цитатами, вырванными из текста и контекста, означает эта фраза не совсем то, что может представляться нам в XXI веке. Полный же текст письма придает совершенно иное значение цитируемым строкам. Начнем с общего контекста.
Казимир Войняковский. Прижизненный портрет Тадеуша Костюшко. Дата неизвестна.
Языки просвещения
Хотел ли Костюшко, чтобы белорусы знали польский язык? Конечно, хотел. Ведь Костюшко был патриотом Речи Посполитой, а польский язык был в Речи Посполитой официальным. Белорусский язык, как и украинский и литовский, еще не вышли на политическую арену. Народы бывшей Речи Посполитой еще не разделились на отдельные национальные проекты, это произойдет в XIX веке, во время так называемой «Весны народов». Противник Костюшко, Александр Суворов, тоже ведь пришел к нам с пушками не белорусские школы открывать, правда?
В наше время (и в нашем регионе) призывы к научению языкам воспринимаются как агрессивный / захватнический национализм и встречают соответствующую реакцию. Но 225 лет назад всё было по-другому.
XVIII век — эпоха Просвещения, время великих научных открытий и вообще широкого распространения знаний. В Европе тогда происходит активная унификация всего, начиная от мер длины / веса / времени и заканчивая появлением регулярных армий. Дени Дидро инициирует написание «Энциклопедии», чтобы собрать и разложить по полочкам всю известную человечеству информацию.
Унифицировать знания на многочисленных языках было в те времена очень сложно (Викпедию еще не придумали), поэтому в Европе постепенно формируется идея избранности языков. Есть язык просвещения и науки — французский. Где-то близко английский язык. Остальные языки, даже такие распространенные, как немецкий или итальянский, на тот момент остаются языками «среднего звена» и воспринимаются как «языки для других целей».
Кроме того, проходила четкая граница между языками письменными / государственными, на которых «Энциклопедию» не напишешь, но хотя бы беллетристику и календари можно издавать, и языками неписьменные, которые с точки зрения человека XVIII в. в общем-то не имеют никакого статуса и ценности. Многочисленные сельские диалекты, которые как огромное море переливались друг в друга из края в край континента, воспринимались просветителями как мало значащий пережиток старых эпох.
Интеллектуалы сегодня так не думают, но 225 лет назад мышление было иным.
Наиболее яркий здесь пример — это Российская империя, мощнейшее государство с сильно оторванными от Европы культурными традициями, где элиты в то время поголовно перешли на язык французский и не задумывались о развитии своего языка — государственного, русского — до уровня «языков Просвещения». Понадобится Наполеон, гений Пушкина и дыхание «Весны народов», чтобы произошел перелом.
Человеку конца XVIII в. гораздо логичнее казалось предложение научить всех французскому языку, чтобы люди могли прочитать все тома «Энциклопедии», чем идея перевести эту энциклопедию на родные языки; они попросту считали местные языки недостаточно развитыми, неподходящими для этого, даже если бы речь заходила о языках с таким колоссальным культурным наследием, как белорусский со Статутами ВКЛ и вековым фольклором в багаже, или русский язык допушкинской эпохи.
Поэтому Тадеуш Костюшко как республиканец по убеждениям и человек, который всю свою жизнь мечтал и заботился об улучшении жизни простого люда и вовлечении его в активную общественную деятельность, хотел, чтобы белорусские и украинские крестьяне выучили польский язык — язык письменный, развитый, государственный, с претензиями на то время войти в число «великих языков» Европы. И в этом не было никакого польского национализма в том его смысле, который это понятие получило в XX веке. Это был натуральный патриотизм гражданина Речи Посполитой.
Но и это не всё. Есть в этой истории еще и конкретика.
Памятник Тадеушу Костюшко в академии Вест-Пойнт, США. Фото: Wikimedia commons.
Фанатизм и просвещение
Во-первых, в оригинальном тексте слова «[русинов]» нет. Об этом несложно догадаться по квадратным скобкам. И это должно было бы подвигнуть сотрудников российского посольства к тому, чтобы поискать полный текст письма и проверить, о чем же в нем идет речь.
В этом абзаце Костюшко пишет о православных Речи Посполитой, а если и вспоминает русинов (один раз в письме), то имеет в виду жителей Украины (крестьян со своей родины он скорее бы назвал литвинами). И у Андрея Тадеуша Бонавентуры Костюшко были серьезные причины, чтобы писать о них в 1789 году.
Весной 1789 года в Варшаве царили настроения, близкие к паническим. Связаны они были со слухами, что в Украине скоро начнется крестьянский бунт.
На тот момент уже полгода как шел Великий Сейм, на котором наконец, после многолетних споров, было отменено либерум вето, а оппозиция имела численное превосходство. Пользуясь этим, послы (депутаты) активно принимали одну за другой серьезные реформы. Обычно такую деятельность всячески тормозили российские силы в Речи Посполитой, но конкретно в то время Екатерина II ввязалась в войну с Турцией и не могла влиять на ситуацию. Такой расклад сильно радовал и воодушевлял послов, но в тоже время создавал нездоровую нервозность.
Именно на волне этих «эмоциональных качелей» по Варшаве поползли слухи о том, что православные священники в церквях подстрекают крестьян поднимать бунт против властей, воспользовавшись тем, что через Украину будут проходить российские войска. На улицах рассказывали, что якобы в подземельях церквей накоплены арсеналы с оружием, а попами получены инструкции о начале бунта.
У страха глаза велики. Вел ли Петербург такую подрывную деятельность на землях Речи Посполитой, не известно. У историков имеются аргументы и за и против. Здесь главное отметить, что в мае 1789 года в Варшаве настроения были очень напряженными.
Чтобы как-то разобраться с этой ситуацией, при Сейме была создана депутация «Do ekzaminowania sprawy o bunty oskarżonych» («Для рассмотрения дела об обвиняемых в бунтах»). И как раз в эту депутацию входил Михал Залесский, которому и писал Тадеуш Костюшко.
Если прочитать это письмо полностью, а не вырванными фрагментами, то в нем герой Америки в очередной раз проявляет себя в максимальной степени гуманистом, а не злобным польским националистом, как это видится российским дипломатам.
На тот момент многие горячие головы в Варшаве (а такие бывают в любой ситуации) требовали отправить в Украину многочисленные войска, чтобы подавить бунт в зародыше и показать холопам-схизматикам, кто в доме хозяин.
И вот что пишет Костюшко:
«Фанатизм, который исходит из неинформированности (niewiadomości), всегда приводит к самым ужасным результатам. Избавление от неинформированности — это долгий путь. Потребуются века, чтобы просветить (oświecić) людей, а еще тяжелее сделать это у нас, где люди дышат только по воле своих господ, не имеют никаких прав и даже переехать в другое место им запрещено…
Чтобы уменьшить фанатизм, есть кратчайший способ, наиболее правильный и мягкий, — соединить все их праздники с нашими, один пусть будет календарь. Постараться, чтобы попы службу могли править по-польски».
И вот дальше идет фраза о приучении к польскому языку и о духе польском.
Если прочитать письмо полностью, то видно, что Костюшко не ратует за культурное ополячивание русинов в нашем нынешнем понимании, и, в отличие от своих радикальных современников, он выступает против жестокого усмирения украинских крестьян. Костюшко говорит о просвещении и наделении крестьян другой веры большей свободой, чтобы они избавились от фанатизма и стали добропорядочными гражданами того государства, которому Костюшко верно служил.
Будущий предводитель восстания заботится о политическом спокойствии в своем государстве и, как человек своего времени, эпохи Просвещения, считает, что сделать это можно через унификацию, через преодоление ненужных различий, в данной ситуации — через унификацию календарей, чтобы одновременно отмечать религиозные праздники, и через обучение польскому языку, дабы крестьянство могло понимать политику своего государства.
Фраза о «врагах» связана с напряженными настроениями, царившими тогда в обществе, которое страшилось крестьянского бунта, памятуя о недавних кровавых событиях Гайдамацкого восстания 1768 года.
Всю свою жизнь Тадеуш Костюшко боролся за то, чтобы простой люд получил политические права. Он об этом много писал, говорил, издавал универсалы и проливал за это кровь на двух континентах. Фраза про «польский дух» — она не про национальное, а про республиканское, просто высказанная человеком эпохи Просвещения и поэтому не так понятая нами в XXI веке.
Музей-усадьба Костюшко в Меречёвщине Ивацевичского района Брестской области.
Костюшко — один из наиболее последовательных борцов за освобождение крестьян в XVIII веке — не только в Беларуси, во всем мире. Вот это уникально в нём. И считать ли его, родившегося под Жабинкой и выросшего на землях нынешнего Ивацевичского района, — нашим белорусским героем, пусть каждый решает для себя сам.
Вот что писал об этом в журнале «Наша гісторыя» Андрей Скурко: «Поражение восстания Костюшко, гибель Речи Посполитой запустили процессы, результатом которых стало появление на ее просторах новых наций: белорусской, украинской, литовской, польской — со своими политическими требованиями и стремлением к государственности. Вряд ли это стало бы возможно, если бы политический поляк Костюшко победил. Он считал, что просвещение «русинов» возможно только тогда, когда «польский дух в них войдет». Но судьба распорядилась иначе, а XX век скорректировал его идеи, показав, что наряду с социальным происходит и национальное освобождение.
Но всё же в купаловском программном «Людзьмі звацца!» слышится отзвук и костюшковых универсалов. Белорусам негоже отрекаться от великого человека. Он герой и Америки, и Франции, и Польши, и наш».
