В подвале бывшего литовского КГБ размещался следственный изолятор. Сейчас это музей: камеры сохранились в том виде, в котором были в 1991 году, когда КГБ на той территории прекратил свою деятельность. Обстановка, которую можно увидеть там, во многом схожа с условиями в белорусских СИЗО.
Василий Завадский, который 20 лет работал в пенитенциарной системе и сам сидел в «Американке», согласился прокомментировать для НН фото из бывшей тюрьмы и провести параллели с нашим настоящим. «Типичная картина», — не раз скажет он.
«Стакан»
Бокс размером всего 0,6 квадратного метра. В такие узкие «шкафы» людей заводят на момент ожидания. В наших СИЗО они могут выглядеть по-разному. Как правило, дверь «стакана» — это решетка, через которую можно видеть, что делает заключенный.
Камера
Василий Завадский говорит, что камера очень похожа на ту, в которой он сидел в «Американке». Такие же деревянные табурет и тумбочка (в большинстве исправительных учреждений их делают на собственном производстве), такие же металлические нары.
«Грибок на стенах, к сожалению, характерное явление в следственных изоляторах. Влажность большая, так как, во-первых, вентиляция очень плохая в таких местах, а во-вторых, много людей в камере. И люди же вынуждены мыть здесь свое белье, а сушить негде и проветрить нет возможности».
Об этой проблеме писал в письме и Эдуард Бабарико: жара и влага таковы, что одежда покрывается плесенью.
В некоторых СИЗО камеры после недавнего ремонта выглядят более современно. Но со временем плесень все равно проедает краску.
«Американка» сама по себе круглая, камеры находятся по наружной части периметра. От входа до окна камера расширяется — по форме, как мы говорили, похожа на гроб. У меня она была маленькая, может, около 10 квадратных метров. Нары металлические, только двухъярусные — на четверых человек. Иногда добавляли пятого: тогда заносился деревянный щит, специально сделанный для этой цели. На день он поднимался, а на ночь ложился на пол.
В то время в «Американке» только в нескольких камерах были туалеты. Я не попал в такую — в моей стояло обычное ведро с водой (параша). Два раза в день разрешалось выйти в туалет по графику — утром и вечером».
А вот что о нахождении в СИЗО на Володарского рассказывала Лилия Власова, которая провела там почти 50 дней:
«На «Володарке» я «пожила» в двух камерах. Первая камера на шесть человек была на территории тюремного госпиталя, в ней находились больные люди, в том числе с серьезными психическими заболеваниями. Потом меня перевели в другую камеру, где помещалось 10 человек. В ней я провела три недели, до дня освобождения. Там условия были жесткие. В небольшой комнате находится 10 железных нар в два этажа, туалет и умывальник с холодной водой, дневного света не было. Кроме решетки, окна забиты железными жалюзи, которые не пропускают дневной свет и затрудняют доступ воздуха. Подъем в 6 утра, с этого времени и до отбоя в 22 часа запрещено лежать, можно ходить и сидеть на кровати. Мне по состоянию здоровья было разрешено лежать. В камере был телевизор, который транслировал только белорусские каналы и НТВ. Десять человек в одной комнате спали, ели, мыли, мылись и ходили в туалет.
Восемь из десяти женщин курили, иногда я чувствовала, что задыхаюсь, приходилось воздух «ловить» в маленькую щелочку жалюзи. Всем заключенным выдают персональные кружки. Когда-то они были эмалироваными, но эмаль износилась, у меня была чашка со ржавым дном. Я просила ее заменить, но принесли такую же, сказали, что лучшей нет. Муж несколько раз пытался передать пластмассовую чашку — не брали. Выбора не было, пила из того, что было, и старалась не смотреть на ржавчину».
От долгой эксплуатации металлические норы ломаются. Некоторые латали тем, что приваривали арматуру. Спать на них чрезвычайно неудобно.
Заключенным выдают алюминиевую посуду. Чашки очень нагреваются, их невозможно взять в руки. Политзаключенная Анастасия Миронцева писала, что они вырезали для чашек кружочки-чехольчики из газеты «СБ». А кофе и чай пили через трубочки от ручек, чтобы не обжечь губы о металл.
«Кормушка».
Вот какие воспоминания о Володарке остались у Левона Халатряна, который был в штабе Бабарико:
«Камеры, где я был, большую часть времени были заполнены полностью, первая была на 13 мест, вторая на 18. Это не предел, слышал, бывают камеры на 20 и более человек. Свои нары были у каждого, хотя раньше, говорят, на «Володарке» часто обвиняемые делили их между собой. Я был в корпусе, который называют «Шанхай», потому что люди там действительно сидят плотно. Вторая проблема — курение. В некоторых камерах есть вентиляция, но ее редко включают. Если вентиляции нет, а кто-то курит, вся камера моментально заполняется дымом, который не сразу рассасывается. Среди «политических» многие не курят, ребята по другим статьям в большинстве своем курят и для них это святое, кусочек свободы, который у них не отобрали. Так что договориться, чтобы люди не курили, просто невозможно. Я читаю Солженицына и вижу идентичные моменты, просто менее жесткие. Но советское наследие осталось. Система построена на унижении, но ты к этому привыкаешь и в какой-то момент тебе начинает казаться нормальным, что в камере тесно, что ночью не выключают свет, что в некоторых камерах не огражден туалет. Администрации это удобно, они не хотят ничего менять, условно: вот у вас есть туалет, можете курить, а свет на ночь мы оставляем, чтобы в любой момент смотреть, что здесь происходит. «Нам так удобно, а как вам — неважно». Им плевать, они не думают о человеке, у них отсутствует эмпатия и гуманизм».
В подобных нишах у камер хранятся лекарства узников. Они не могут взять их сами — каждый раз нужно просить сотрудника изолятора.
Душевые
В душ водят раз в неделю. Дверь в помещение закрывают, но через окошко можно из соседней комнаты наблюдать, что происходит.
«В «Американке» в душе была еще одна дверь, за которой — мы были почти уверены — помещалась баня для сотрудников. Ведь там и веники сушили — очевидно, что не для нас», — вспоминает Василий Завадский.
Карцер
Тесное холодное помещение без окна. «Шуба» на стенах, бетонный пол, вмонтированный табурет, вокзальный туалет.
«Стены такими делают, чтобы узники там не писали ничего, не оставляли отметин. Санитарная служба боролась с «шубой», так как это — хороший резервуар для инфекций разного рода, не позволяет хорошо обработать стены. И в некоторых учреждениях его заменили», — делится Василий Завадский.
В бывшем литовском КГБ были также мокрые карцеры (их использовали с 1945 до 1950-х годов). Там заключенные вынуждены были стоять в воде или балансировать на маленьком возвышении, спать в такой позе было бы невозможно. В белорусских следственных изоляторах таких пыток, конечно, нет. Но вот в каких условиях на «Володарке» держали Сергея Тихановского.
«В карцере влажно — в камере проходит стояк, и труба стояка протекает, поэтому бетонный пол постоянно мокрый. Нормально сидеть фактически не на чем, а кровать отбрасывают только на ночь с 22 до 6 часов утра», — рассказывал адвокат Тихановского.
Так выглядел мокрый карцер в тюрьме литовского КГБ.
Мягкая камера
Камера, обшитая тканью. Ее стены не пропускают звуков. В советское время туда помещали крупных узников или тех, кто оказывал сопротивление. В белорусских реалиях в такой камере может оказаться любой.
«Я в ней был, — говорит Завадский. — Сразу, как привели в СИЗО, меня туда отправили — наверное, чтобы не пересекался с другими, не видели друг друга. Стены там обшиты мягким материалом, чтобы, если человек будет себя вести агрессивно, он не способен был сам себе нанести повреждения. Но читал, что туда помещают людей и с целью психологического давления. Запах там не дай бог, конечно, стоит. Такая человеческая боль там накоплена».
Нам известно, что в такой камере содержали и задержанных белорусских журналистов.
Прогулочные дворики
В американских фильмах показывают просторные тюремные дворы — с баскетбольной площадкой и газоном. Но это ни разу не похоже на наши следственные изоляторы.
Типичный прогулочный дворик — со скамейкой посередине и натянутой сверху сеткой. Двориков обычно несколько. В «Американке» маленькие имеют площадь 6—8 квадратных метров, большие — 20—25 квадратов.
На территории «Володарки» есть пространство для игры в волейбол. Ее можно увидеть с высоты ресторана, находящегося по соседству. Вот только играют там не узники, а сотрудники СИЗО.
