Жена Андрея Скурко Паулина возле Володарки.
Конечно, день был не из приятных. Перспектива превратить разгадывание «Уордли» в ежевечерний семейный ритуал отложилась на неопределенный срок. Что же, будем приближать его как сможем.
Сегодня, в последний день наших экзотических свиданий, я, конечно, неотрывно смотрела на Андрея. А он на меня. Когда зачитали его срок, я постаралась саркастически закатить глаза. Не очень вышло — все же для сарказма нужно больше расслабиться. На свидании в СИЗО постараюсь лучше.
Поскольку раньше журналистам давали от 1,5 до 2,5 лет, я изначально решила для себя ориентироваться на такие сроки. И государство не подвело — оценило влияние и силу «Нашай Нівы» по высшей шкале.
Я сегодня совсем не плакала и вообще пока что удивительно спокойна. Слезы проступили лишь однажды — садилась в такси ехать в суд, немного опаздывая — едва успела передать малыша родителям, а малыш плачет «мамоцка, Тамась с тобой поедет!» …И вот сажусь и думаю: Боже, я так спешу, чтобы они мне сказали, насколько забирают у меня мужа!..
Но сегодня был день гиперподдержки, и начал его водитель такси — неожиданно меня узнал: «Ой, да это вы из «Нашай Нівы»! Я же вчера читал о вас! Как приятно познакомиться!» Через полчаса мы попрощались настоящими друзьями — в самом прямом смысле, осознав единство душ и интересов.
А уже после приговора из Заводского суда на Володарку нас с подругами вез молодой парень (я взяла в суд передачу, чтобы потом ее отвезти). Всю дорогу молчал, а в конце говорит по-белорусски: «Грошай не трэба».
С обоими таксистами попрощались по протоколу:)
Забавно, что всю дорогу от суда до Володарки прямо за нашей машиной ехал микроавтобус с Андреем и Егором:) Они, конечно, ничего не видели, но я на свидании все расскажу и не удивлюсь, если что-то такое мой заяц чувствовал.
Многие знают, обвинение у нас курьезное — недоплата коммуналки. Суд длился 2,5 недели. В зальчике со стенами нежно-сиреневого цвета допрашивали полтора десятка свидетелей, и чуть ли не по часу каждого. Некоторые из них — которые насчитывали ущерб — никак не могли обосновать свои цифры, тогда было занятно. Иногда было нудно, иногда смешно, были и красивые моменты.
Наша адвокат вчера говорила чуть ли не час, и не оставила от обвинения камня на камне (я бы включила эту речь в будущие хрестоматии).
Не знаю, кто на каком этапе расслабился, схалтурил — но обвинение не представило ни одного доказательства заговора, за который Андрея и Егора осудили на 2,5 года (зато в доход государства у них изъяли телефоны как «орудие совершения преступления»).
Как мне показалось, судью доводы адвоката мало интересовали. Но для обвиняемых это много значит — ощущение, что за тебя борются изо всех сил. Бороться изо всех сил, не опускать рук — единственное, что нам осталось.
Перед приговором был момент. Как-то все отошли, и у закрытых дверей в ожидании, что их распахнут, оказались мы вдвоем с прокурором Дятлом. Я была рада видеть всех, кто пришел поддержать, всем улыбалась, переводила взгляд от лица к лицу и вдруг наткнулась взглядом на него. В первый момент задумалась, кто это, такой знакомый облик, а потом заметила погоны и поняла:)
Мы стояли одни в коридорчике, метра полтора между нами, и я смотрела на него с улыбкой, и он на меня. И я смотрю и думаю. Такой молодой мальчишка, моложе меня. Милый румянец на круглых щеках. Думаю, мы в студенчестве ходили в одни кафе, одни столовые… Такая красивая фамилия, но с которой в школе явно было непросто. Наверное, есть мама. Наверное, есть девушка. Или кто-то, кто нравится. У меня с этим уже все сложилось — есть любовь, есть от него ребенок. Поэтому я и здесь.
Так ли ты, мальчик с румянцем, представлял работу мечты? Думаю все это и все смотрю в глаза. В какой-то момент улыбка его спадает, взгляд стеклянеет, глаза опускаются вниз. Так интересно, что думал он…
Наверное, прокурор об этом эпизоде скоро забыл. (Хотя приятно, если нет.) Мне же тот момент врезался ощущением триумфа. Надо еще подумать, как яснее его очертить.
А про судью я уже писала. В эти дни все думалось: я, у которой муж сидит, выгляжу какой-то более счастливой чем она, у которой, наверное, никто не сидит. …Когда судья выходила из зала-в мантии, с томами дел — я заметила у нее на телефоне футляр с пандой.
Андрей в тюрьме подтянулся, но посерел-побледнел, и зубы пожелтели — видно, что в камере курят. Зубы отбелить — дело одного дня. Вернуть краски лица — одной недели. Единственное, за что переживаю, — чтобы колония не усугубила его диабет: боюсь, там не будет ни диеты, ни хоть каких овощей. А посылки можно присылать только раз в полгода.
Срок Андрея и Егора должен выйти в августе 2023 года. Эту дату я всерьез вообще не рассматриваю. Может, кто скажет, что я глупый оптимист («в концлагере наиболее раздражали безосновательные оптимисты», писал Виктор Франкл). Но в данном случае считаю себя реалисткой. Смотрю, как распадается черная материя вокруг, и уверена, что мы возьмемся за семейное разгадывание «Уордли» куда раньше, чем назначили высокие органы.
А своей, нашей семейной задачей, на это время вижу только сохранение здоровья. 8 месяцев назад меня беспокоило еще то, чтобы сохранить определенный наш семейный мир, семейную связь, близость. Но сейчас задача отпала — после этих 8 месяцев близость наша сильна как никогда.
И еще о чем думаю. Кроме всякой фигни и боли, «наш героический период», как называет его Андрей в письмах, подарил мне неожиданное. Я знала, какой фантастический у меня муж, но о себе не знала. А тут смотрю в зеркало и вижу такую красивую, такую мощную, просто роскошную молодую женщину:)
…А Тамаш постоянно рассказывает мне, как мы с папой на синенькой машинке поедем в «заопайк». И сегодняшний день начал с этого. «Тамась сядет в кресло, папа вставит ключ, машина заведется… Мамочка, там будет слён?» Малыш! Сколько зоопарков мы с тобой и папой объедем! В Минске будут верблюды и обезьянки. В Каунасе — жирафы (и тетя будет говорить им ласковые литовские слова и кормить из ведра). В Луцке ты увидишь веселый отряд енотов.
А ради слона обязательно доедем до Николаева. Там мы еще конечно подойдем к памятнику героям, и наш талантливый папа придумает, как правильно тебе, маленький, рассказать, для кого мы принесли цветы. Мы с Андреем кланяемся вам, друзья. Вы боретесь за себя, но выходит, что и за нас. И все приговоры убывают на фоне того, что вы для всех нас выбарываете.
«Приговор редакторам НН вынесен в дни, когда история ускорилась» — комментарий редакции
