Без дорог не было бы цивилизации. Это известно со времен Древнего Рима. И римские дороги поныне показывают туристам от Британии до Израиля. По ним передвигались войска, торговцы, курьеры с почтой и приказами императора. Они подобно кровеносным артериям объединяли разрозненные провинции в единый организм государства.
Римляне мостили свои дороги камнем. Мощенные булыжником тракты, пусть и более позднего времени, сохранились и в Беларуси.
Идея рассказать про эту часть нашей истории, показать, чем живут люди вдоль старинных брусчаток, возникла у нас давно.
В 2011 году на призыв фотографа «НН» Сергея Гудилина читатели со всей страны прислали нам информацию об известных им брусчатках. Сложилась информационная база. Но этот проект мог бы так и остаться в категории красивых идей, если бы не Volkswagen в Беларуси, предложивший нам новенький Volkswagen Polo для поездок по старинным брусчаткам.
В нескольких публикациях мы покажем вам эти брусчатки и их окрестности, которые в будущем могут стать прекрасными туристическими маршрутами. Поехали!
Volkswagen Polo
Двигатель: бензиновый, 1,6.
Мощность, кВт/л.с.: 81/110
КПП: 5 Механическая
Особенности комплектации: круиз-контроль, парктроник спереди и сзади, автоматическое включение света фар, полноразмерные фронтальные подушки безопасности для водителя и переднего пассажира, электроуправляемые и электрообогреваемые наружные зеркала заднего вида, электрообогрев лобового стекла, галогенные фары (с возможностью заказать биксеновые фары и светодиодные ходовые огни для еще лучшего освещения).
Стартовая цена — от 20 500 рублей, цена автомобиля, на котором мы едем, — 29 080 рублей.
Здесь был Максим Богданович
Первая наша поездка — на северо-запад от Минска, в озерный край, на Мядель и Вилейщину. По пути мы решили завернуть в Ракутёвщину — фольварк, в котором провел лето 1911 года Максим Богданович. Долетаем по молодечненскому шоссе до Красного, у церкви сворачиваем направо в гору.
Ракутёвщина
Деревня в Молодечненском районе Минской области. Здесь был фольварк шляхтича Лычковского, у которого прожил лето 1911 года Максим Богданович. Поэт вырос в семье белорусов в Ярославле, а каждый приезд в Беларусь был для него как глоток воздуха. Здесь он написал 17 стихотворений — в том числе поэму «Вероника», которую мы знаем в гениальной версии «Песняров».
* * *
Со времен Богдановича здесь сохранились два клёна на холме и большой ясень во дворе усадьбы, которые и сегодня радуют яркими осенними красками.
Мало в Беларуси мест, как Ракутёвщина, где можно увидеть, как жила мелкая шляхта в конце XIX века. Усадебный дом, флигель для гостей, сарай с разными хозяйственными механизмами… К открытию музея строений здесь было больше — амбар, конюшня, погреб, но все это сгорело в 2002-м.
В Ракутёвщине всего одна сотрудница, она проведет вам основательную экскурсию. Женщина ездит сюда на работу из Молодечно, электричкой, и от станции Уша идет пешком 25—30 минут. Эй, минчане, вы все еще недовольны тем, как вам приходится добираться на работу?
Тренд этой осени — грибы. Припарковывая автомобиль вдоль ракутёвщинской тропы, замечаем в окошке парктроника яркий подосиновик. Может быть, он вырос потому, что Максим пожалел и не срезал его прапрадеда?
Французская брусчатка
После небольшого квеста по запутанным ракутёвским улицам выезжаем к Чисти. Наше направление — деревня Седица в окрестностях Вилейского водохранилища. И тут нашего Пола, так мы окрестили юркий вишневый Volkswagen, ждет первое испытание — разбитая мокрая гравийка через лесной и болотный заказник. Пол хорошо слушается руля и тормозов на непредсказуемой дороге (еще бы — тормоза дисковые на всех четырех колесах), подвеска молчит на ухабах, которых не удается миновать. Так доезжаем до Седицы. А там — асфальт…
Но седой мужчина машет рукой в сторону центра деревни: езжайте, там осталось брусчатки метров пятьсот. Мол, будто специально для нас оставили.
Брусчатая улица выглядит аристократично: аккуратные дома, дубы, некрупный булыжник в мостовой. Volkswagen идет по нему с тихим урчанием подвески.
Вибрация не передается на руль, чего опасался водитель. Кое-где сбоку от улицы — почерневшие пни от деревьев в несколько обхватов, которые здесь, по обе стороны от дороги, родились, жили и погибли.
Эту белорусскую пастораль своим видом дополняла и единственная, повстречавшаяся на улице, местная жительница: «выходной» плащ, прическа, подкрашенные губы. Едет на почту. «Раз такие молодые, то и я с вами постою», — игриво сказала она, слезая с велосипеда. Посетовав на то, что в Седице сейчас минских дачников больше, чем своих детей, она озвучила и первую версию, кто эту дорогу мостил: «Французы. Была война, они были здесь». Так и представляется, как бравые наполеоновские солдаты, напевая «Марсельезу», мостят дорогу в Седице.
Каких только версий мы не услышали во время путешествия! Где-то дорогу «мостил» русский генерал, где-то — лично его величество царь Николай II, где-то — шведы.
На самом деле большинство вилейско-мядельских брусчаток появилось в 1921—1939 годах. Каждый хозяин собирал на своем поле булыжник, поскольку обязан был вымостить участок дороги напротив собственного двора.
Вязынские знаменитости
Посигналив на прощание женщине с велосипедом, направляемся в местечко Вязынь. Местечко старое, насчитывает пять веков истории. Среди асфальтированных улиц уцелела всего одна брусчатка, ведущая к православной церкви. Возле нее останавливается наш Пол. По оси широкой брусчатки даже есть «разделительная полоса», выложенная из крупных булыжников.
На месцы царквы некалі стаяў касцёл, аднак пасля паўстання Каліноўскага яго разабралі і паставілі праваслаўны храм. Пра касцёл нагадваюць старыя каталіцкія могілкі і вуліца каля іх, якая па-мясцоваму называецца «Клебанея» — яўна ад слова «плябань».
На месте церкви некогда стоял костел, однако после восстания Калиновского его разобрали и построили православный храм. О костеле напоминают и старое католическое кладбище и то, что улица вдоль него, по-местному называется «Клебанея» — явно от слова «плебань» (дом католического священника).
Есть в Вязыни и относительно новая (1908) неоготическая католическая часовня, но своей архитектурой в местечке особенно впечатляет другое — масштабные руины спиртзавода советских времен.
Местные тепло вспоминают о спиртзаводе.
«Мы туда и мыться ходили, и за брагой, — рассказала нам местная жительница Нина. — Очень много сахара было, мы на нем выживали. Воровали там всё…
У меня там отец работал, я ему обеды носила, так помню хорошо: такая решетка там была, за ней банка литровая на проволоке, ну и с решетки — кап-кап-кап.
Поели мужики, за проволоку подтянули ту банку… Ну а там же «сырец» (первач. — НН) — и выпивают. И никто не умирал. Отец, вон, 82 года прожил, всю жизнь там проработал…»
* * *
Вилейское водохранилище
Крупнейший в Беларуси водоем, составная часть Вилейско-Минской водной системы. Имеет площадь 73,6 кв.км, вмещает 260 млн кубометров воды. Строили его семь лет — с 1968 до 1975 гг.
* * *
Возле Вязыни начинается Вилейское водохранилище. Места здесь живописные, дачные, притягательные для богемы.
На другом берегу широкой здесь Вилии — в деревне Кучки — дача белорусской теледивы Светланы Боровской.
«Бывает, приезжают сюда, такие фейерверки устраивают!» — делятся впечатлениями жители Вязыни.
В коттеджах тех они бывали, когда помогали одному батюшке освящать дома после Рождества. Сейчас батюшка лежит с инсультом. Кстати, как утверждает деревенская молва, сердце старика не выдержало после встречи с инспекторами рыбнадзора, которые застали его с сетью. Но трудно сказать, было ли так на самом деле.
Клебанея, Рыбчанская…
Интересно также, что вязынцы не употребляли в речи официальные названия улиц. Одновременно с прописанными на табличках бытуют прежние. «Это улица Клебанея, ведь когда-то плебания стояла в начале, — рассказали нам азы местной топографии, хотя плебании уже два века там нет. — Там улица Островских, где написано «Октябрьская», там Островские живут. А там — Рыбчанская».
Рыбчанской улицу называют, потому что там живут переселенцы из деревни Рыбчино, которую снесли при строительстве Вилейского водохранилища.
Нам рассказывали страшные истории о том, как переносили в Вязынь рыбчанские могилы, а те, что переносу не подлежали, заливали бетоном. Проходящая вдоль реки узенькая улочка Островских, кстати, тоже мощенная булыжником.
* * *
Плебань
Плебань, или плебания — так называли дом священника, который обычно стоял рядом с храмом.
* * *
На выезде из местечка нам повстречалась вязынская «дама с собачкой» — немолодая женщина с симпатичной дворнягой на веревке.
«Дети дразнили меня, обзывали, когда проходила возле школы. Я директору пожаловалась: где дисциплина? Но что она там сделает… Поэтому завела собаку, и теперь эти гадости не обзываются, говорят только, мол, дама с собачкой, а пес мне за охранника теперь. Ошейника почему нет? Крадут! Он только с детьми охранник, а в магазин зайдешь: возьмут, отцепят — и всё. Один раз и цепочку украли, а его пустили».
Филистовичские места
Направляемся в Понятичы. Дорога запоминается: на полной скорости приходится сделать вираж, чтобы объехать белку. А она себе лущит шишку прямо на проезжей части и не думает отвлекаться на всякие мелочи.
За деревней нагоняем местного мужчину с полиэтиленовым пакетом грибов. В ответ на наш вопрос, много ли грибов в лесу, он матерится и машет в сторону единственной брусчатой (и единственной в принципе) улицы. Что примечательно, второй встреченный здесь местный житель сказал, мол, в лесу «грибооов — хоть ногами подбивай».
Хорошо иметь блестящий вишневый Volkswagen: останавливаешься в центре безлюдной, казалось бы, деревни — и вокруг все собираются. Подошли две местные женщины и пенсионного возраста мужчина — не местный, купил дом за пять тысяч долларов и теперь обживает.
Какие в Понятичах достопримечательности? Кроме брусчатки, только одна: женщина, которой под 90 лет, держит корову, а та не доится по старости. Но хозяйка жалеет сдать подругу на мясо. Она отдает добрую долю пенсии местным выпивохам, чтобы косили и сушили сено корове на зиму.
«А у нас в лесу отряд был! — вдруг со скромной гордостью произносит старшая из собеседниц. — И книга про них есть — «По волчьим тропам»!»
Земляки еще помнят Янку Филистовича — участника антисоветского подполья, отсюда родом, который после войны попал на Запад, а в 1951-м американцами был заброшен с парашютом в БССР.
«Я маленькая была, — вспомнила женщина. — А тот Филистович из нашей деревни был, но хаты их больше нет. Помню, в лес нельзя было ходить, когда их ловили. Там милиции полно было, НКВД. Тот, что Ян, он организовывал всех — это его ловили. Он как-то зашел к однокласснику, а там облава. Он только лампочку успел разбить, но не сбежал. Их потом привезли к конторе, избитых всех… А так… Вреда они людям не причинили. Он говорил, что коммунистов не любил, ненавидел их просто… что и церкви запретили, и все такое… Его на хуторе люди одели даже, дали ему одежду на смену. Поэтому я не скажу, что к Филистовичу тут неприязнь какая-то была».
Вспомнив про старые обиды между коммунистами и их противниками, женщина не забыла и о своих.
«Мы здесь старики, вы напишите, как нас дурят. Как баллон газа везут — так в лесу станут, откачают часть, и без пломбы привозят! Я уже научена, а как-то к деду зашла соседскому — одного глаза у него нет, другой совсем плохо видит. Ну и ему такой же баллон ставят. А я вступилась, говорю: вы ему дайте с пломбой! Так они теперь мстят, написали в своих бумагах, что у меня плиты нет дома, и я сейчас не могу баллон выписать», — пожаловалась пенсионерка.
Она баптистка. «Я люблю молиться. А церковь долго была закрыта, и как баптисты приехали, пошла к ним». Православная церковь и баптистский молельный дом (обыкновенный дом, обложенный силикатным кирпичом) в Понятичах стоят рядом, в центре деревни.
После нее попытался жаловаться дорожник, но встретил неожиданный отпор односельчанок:
— Изменится ли что-то после вашего визита? Вот чтобы асфальт нам положили, — сказал он.
— Неплохо нам и с брусчаткой! Я в молодости почтальонкой ездила, и сейчас проеду, если закинуть ногу смогу.
— И как по брусчатке ехать?
— Нормально!
— Ты хуже не видел еще, — подключилась другая.
— И где хуже?
— А там, где машинами все выбито.
— Так подсыпать не надо будет… — не сдавался бывший дорожник.
— Так и эту подсыпать не надо! Это дорога вечная! И вода не стоит, и ям нет.
Екатерининский тракт
В Вилейку мы попадаем под вечер в пятницу. И не находим, где в центре голодному путешественнику поесть. Столовые закрыты, кафе на спецобслуживании, в баре предлагают сухарики. От отчаяния едем на заправку и наедаемся растворимым супом.
Солнце уже клонилось к западу, а мы подъезжаем к деревне Косута, где, как информировали нас читатели, тоже сохранилась брусчатка. В Косуте, кстати, родился гетман Филипп Орлик, автор первой украинской конституции.
Филипп Орлик — гетман Войска Запорожского, составитель его «Конституции прав и вольностей». Его сын осел во Франции, имел графский титул. Есть версия, что знаменитый аэропорт Орли называется так, потому что был построен на землях Орликов.
* * *
Косута встречает нас гладеньким асфальтом. Оказывается, брусчатку мы обминули. Здешний житель подсказывает, что рядом с Косутой сохранился участок старинного Екатерининского тракта. Поворот на него приметен гигантским тополем — такое огромное дерево редко увидишь. Его ветви могли бы быть стволами отдельных деревьев, а наверху между ветвей даже выросла небольшая рябинка. Задумываемся, мог ли тот тополь помнить российскую императрицу, которая, по легенде, проезжала здесь, направляясь из Петербурга в Украину осматривать новоприсоединенные земли.
* * *
Екатерина II — российская императрица (1762—1796). При ней произошли разделы Речи Посполитой, в результате которых белорусские земли были присоединены к Российской Империи.
* * *
Сейчас по Екатерининскому тракту можно проехать разве что на велосипеде за грибами. Брусчатка местами пробивается из-под опавших листьев и дерна. Тракт, как подсказали нам в Косуте, уходит прямо в Вилейское водохранилище. Такого красивого кадра мы не могли пропустить, и долго добирались до берега через заливной, луг, на котором полно криниц. Но брусчатка оказалась надежно погребена под черным илом, принесенным сюда во время разливов водохранилища.
Из Косуты брусчатка уходит на Кривое Село. Оно, кстати, называется так не от чьей-то кривизны, а от племени кривичей. И оно явно отличается от ранее встречавшихся нам дачно-пенсионных деревень. Здесь и молодежь, и дети, крепкие хозяйства. Вот и молодая мама весело гонит корову с пастбища.
Курганы не раскапывать
Смеркается. И наш немецкий коллега Пауль сам включает галогенные фары, которые настроены в режиме «Авто». Уже в сумерках попадаем в деревню Костыки. По достаточно протяженной костыкской брусчатки доезжаем до церкви. Если бы вокруг нее была скошена трава, был бы прямо таки пейзаж из английских сериалов, вроде «Отца Брауна»: небольшой храм и кладбище с серыми плитами старинных надгробий.
Из калитки выходит женщина, словно сошедшая со страниц Конан Дойла, строго на нас смотрит и предупреждает об ответственности за раскапывание древних курганов, которые, как оказалось, находятся тут же, за церковью.
Церкви в Костыках скоро будет 300 лет. В советское время, после того как ее закрыли, местный люд разобрал по домам иконы и прятал их до 1990-х, когда церковь вновь разрешили открыть.
Функция автоматического включения фар: по сигналу датчика света фары сами включаются с наступлением сумерек.
* * *
«До 1937 года у нас настоятели менялись очень часто и приход упал нравственно, — писал в 1938 году про Костыки западнобелорусский журнал «Хрысціянская думка». — В 1937 году приехал в наш приход о. А. Ковш. С первого дня его приезда мы услышали в нем близкого нам по духу настоятеля. Мы слышим на каждой Службе Божьей урок на родном белорусском языке. Настрой нравственный и духовный повысился. Если раньше славилась деревня пьянством и разбоем, то ныне уже год, как об этом никто не слышит». Цитату можно прочесть на информационном стенде возле храма. Наличие таких стендов — особенность Вилейского района. Похвальная инициатива.
* * *
Церковь в Костыках. Храм во имя Сорока Севастийских мучеников был построен в 1756 году. Памятник деревянного народного зодчества с элементами классицизма.
* * *
Красива и соседняя деревня Кумельщина. Ее мощеная булыжником улица пролегает вдоль вересковой пустоши на берегу Вилии.
Городище
Переночевав в Кривичах, утром мы продолжаем наше путешествие уже по Мядельскому району. И первый пункт — деревня Городище. Она расположена на склоне, собственно, самого городища — высокой горы, на которой издревле жили люди. В 8 утра в субботу Городище еще спит. Только редкие стайки кур копошатся под кустами. Люди постарели, свернули свои хозяйства — и изменился распорядок сельского дня: в старые времена некормленные коровы и свиньи не дали бы залеживаться в постели так долго.
* * *
За крутым зигзагом-поворотом брусчатка пролегает через Городище до самого конца деревни, мимо кладбища, на котором замечаем высокий памятник с бронзовым барельефом: профиль молодого мужчины с кудрями. Это Николай Пашкевич, местный учитель и подвижник, которому Василь Быков посвятил повесть «Обелиск».
Как вспоминал писатель, Пашкевич часто писал ему, причем сердито и без пиетета. Он упрекал, что литераторы засиделись в Минске, зазнались и не хотят встречаться с читателями. В результате такого «маркетинга» в Сватковской школе побывал весь цвет тогдашней литературы: Быков, Короткевич, Мележ, Шамякин, Гилевич, Бородулин…. Пашкевич безвременно скончался от онкологического заболевания.
Брусчатка огибает кладбище и дальше бежит в подлеске. Это старая дорога на Сватки, по которой Пашкевич ходил на работу в такие же погожие осенние дни. Дорога теряется между перепаханным полем и плотно сомкнувшимися елями.
Навры и Довжани
Чтобы попасть в Навры, где, по нашему мнению, тоже сохранилась брусчатка, сворачиваем с трассы направо. Дорога полевая с переходом в лесную. Volkswagen аккуратно выруливает, огибая глубокие лужи, медленным накатом, чтобы не буксануть и не сесть, преодолевает осеннюю грязь. Выезжаем на сухой и высокий участок. Слева — склон с круглым Навранским озерцом внизу, справа — древние курганы в лесу.
Навры и невры
«Неврами» первый в мире историк Геродот, живший в Греции в V в. до н.э., называл племена, что обитали на землях сегодняшней Беларуси. Он утверждал, что один раз в год невры превращаются в волков.
* * *
Бодрая пенсионерка Софья Ивановна, хозяйка самого крайнего в Наврах дома, говорит, что брусчатки здесь никогда не было. Ведь деревня до коллективизации была «на хуторах». А еще она делится с нами своими наблюдениями за городскими отдыхающими, приезжающими на Навранское озеро.
«Молодые сейчас дурненькие, говорят-говорят, мол, тяжело живется им. То не знают, что такое тяжело. А я в молодости на ферме дояркой работала как черный вол за две копейки, а мужики — за 200 грамм зерна. Это же после войны дело было. Мать моя, знаете, с коровами… как это сказать по-простому… шпикулировала! Купит в Поставах подешевле, а в Долгинове продавала. Ну и пешком моя матка, босенькая, по этому гравию, 70 километров… ой, заплачу сейчас… гнали ту корову, чтобы продать, и назад из Долгинова. У меня же и хата у озера, летом вижу: приходят молодые, комаров кормят, плавают. А мы же в свое время разве лежали? Туда только мыться ходили, ведь мужик хорошо, если после смены до дома дотянется, это уже, считай, отдых. Так что, не плохо жить теперь!» — сказала она.
Еще Софья Ивановна помнит, как отец ее продавал яблоки даже в Вильне — спозаранку выезжал на лошади. Говорит, с тех пор и помнит поговорку: «От каждого порога до Вильни дорога».
А брусчатка сохранилась в соседних Довжанях. Но засыпанная поверху гравием. Лишь в выбоинах блестят плотно уложенные круглые булыжники. Начинаем понимать, что Беларусь — страна идеально законсервированных брусчаток. Где-то они под гравием, как здесь, где-то залиты асфальтом. Но гравий рано или поздно размоет дождь, асфальт оползет, а брусчатке что сделается?
Последние журавли
Через Сватки, которые запоминаются самой вкусной водой в колонках и самыми высокими «лежачими полицейскими», мимо церковища от сожженного в последнюю войну храма XVIII века, направляемся на Старинки и Андрейки.
За Замошьем, малой родиной писательницы Марии Ровдо, простираются «клетки» осушенных торфяников. Ну правда, осушенных условно: каналы полны воды, вдоль них буйная растительность. Издали замечаем пару журавлей, которые нагуливают последние калории перед дальним перелетом в теплые края. Следуем далее — и буквально через пару метров из придорожного канала вспархивает белая цапля.
В Старинках наблюдаем, как местный мужчина рассекает по брусчатке на квадроцикле. Традиции и современность, как говорится.
В Андрейках с утра на улице лишь одного человека увидели: 73-летний Николай нес домой цветы, говорит, нравятся сильно, вот и сходил нарвать.
Николай здесь один из последних коренных жителей. Ведь кто умер, кто уехал — осталось десять человек.
«Это киколаевская дорога. Ее при русском царем строили!»-рассказывает он, подарив нам свои цветы.
Дорога к Узлянской мельнице
Из Андреек едем в Узлу (правильно говорить «на Вузлу», научили нас). У развалин кирпичной мельницы XIX века (два этажа вниз, на дне валяются металлические зубчатые колеса в рост человека, как шестерни огромных часов) шумит река Узлянка. Рядом местные мастера на все руки ремонтируют деревянный мостик. На другом берегу — заросшая кустарником возвышенность с остатками дамбы. К мельнице тоже вела брусчатка. Вынырнув из зарослей, она идет под гору мимо районного лесничества, становится чистой и ровной, как в день укладки. Сколько возов с хлебом прогрохотало по ней за два с половиной столетия!
Сейчас единственный живой бизнес на Узле — байдарочный сплав.
Очень длинная красивая мощеная улица и в соседних Брусах.
Так незаметно мы доехали до Нарочи.
* * *
Национальный парк «Нарочанский». В нем 40 озер, самое большее из которых — Нарочь. Создан в 1999 году.
* * *
С ожерельем на шее
Брусчатка оказалась в деревне Никольцы (Микольцы), проходит параллельно берегу озера. Замечаем необычную картину: женщина, нарядно одетая (шляпа с полями, жемчужное ожерелье на шее) ремонтирует брусчатку, засыпая ямы мелким камнем. Она офицерская вдова, поездила с мужем по военным городкам всего Союза. Теперь вернулась в родительский дом.
«Мне семьдесят три, я не помню, как эту брусчатку укладывали, но помню, как мне двор залило из-под колес машины какой-то, когда она по рытвинам этим пронеслась. Я вот насобираю камней в огороде, тачкой перевезу, рассыплю, «зацырую» (заштопаю)… — говорит она. — Вы же из газеты? Считается, что здесь нарочанский берег, дендрарий рядом, аптекарский сад… А деревня хуже, чем на хуторе. Ужи ползают по клубу! Вот разве что какой-то бизнесмен купил хату одну, другую, третью построил… Так он окультуривает как-то, потом сдает за доллары. А в остальном…» — махнула она рукой.
* * *
Угорь — хищная рыба, достигает 2 м в длину. Обитает в Нарочи, но размножаться уходит в Саргассово море. После нереста угри погибают, а выходящие из икры мальки с Гольфстримом за три года попадают к берегам Европы. Угорь может не только плавать, но и преодолевать короткие расстояния по суше — по влажной траве.
* * *
Долгиново, Погост
Из Никольцев предпринимаем дальний бросок к Долгиново. Гладкая трасса, вдоль нее нарочанские сосны, воспетые Максимом Танком (его родная Пильковщина здесь поблизости) — самое время протестировать круиз-контроль нашего Volkswagen. Разгоняемся до 99 км/ч, жмем кнопку фиксации скорости — и можно снимать ногу с педали. Наш Пол аккуратно держит скорость, несмотря на бесконечные подъемы и спуски.
Следующая наша брусчатка — за Долгиново, в деревне Погост. Такие депрессивные на первый взгляд названия часто встречаются в Беларуси. Этим словом обозначали во времена Средневековья центральное поселение — место, куда из окрестностей свозили дань для князя, куда съезжались «гости». Брусчатка здесь также артерией проходила через всю деревню, но часть ее закатали в асфальт — большегрузный транспорт разбивал дорогу.
Погостовская брусчатка примечательна еще и тем, что помимо разделительной осевой полосы, мастера «выбруковали» более крупным булыжникам границы «зон ответственности». Вся дорога разделена на прямоугольники. Это сделано для того, чтобы не возникали между соседями споры, кому где убирать, смотреть за чистотой. В старину штрафовали за грязь и дикую поросль у забора.
Булыжник (брук) клали на песчаную подсыпку. Подбирали (или обтесывали нужным образом) камни, близкие по размеру, ставили на ребро вплотную, потом обсыпали песком. Требовалось особое мастерство, чтобы дорога получалась ровная и не разъезжалась после дождей.
* * *
Подходим к одноногому мужчине в инвалидной коляске, который сидит у дороги, возле своей калитки. Замечаем на подворье трактор с культиваторами и уазик. «Может, и землю обрабатываете?» — удивляемся.
«Какая там земля… Всего один гектар, — скромно говорит 76-летний Роман. — Сею пшеницу: что-то сдаю, что-то — кур кормлю своих. И пчелы есть — правда, в этом году много пропало: клещи крылья поотъедали».
Живет Роман один, жена умерла. Сын в Минске — работает в МВД. В выходные отец ждет сына в баню.
«Кебича знаете? — неожиданно зацепляется хозяин за тему. — Вот он мне баню открывал. Дружили мы с ним сильно. Ой, пили… Раньше как-то поддерживали связь, а теперь постарел он, уже как-то не так мы…»
Генерал Стах и катарский лес
76-летний Роман направил нас в соседнюю деревню Стахи: «Там такой «брук» большой, вы такого не видели». До Стахов около километра. Брусчатка здесь действительно необычная. Она выложена из больших, округлых, как караваи, булыжников.
Почему Стахи? Об этом нам в довольно академической манере рассказал первый же встречный местный житель Иосиф Ляшкевич. Он вышел на улицу к нашему Volkswagen. Объяснил и природу булыжника — он здесь очень крупный, как на римских дорогах.
«Деревня наша основана в 1765 году, — говорил Иосиф Ляшкевич, в прошлом полевод. — Война здесь какая-то шла, или что-то такое. Ну и генерал Стах здесь свой шатер поставил. Может, он инженер был, не знаю. Надо было войска вести, дорогу делать. А место здесь топкое — если заглянешь в колодец, то вода уже через метр, — поэтому камни не били, и они такие огромные. В четыре слоя их клали, я сам видел, когда здесь провод какой-то тянули и часть разобрали. Ну и от того Стаха название пошло».
Историки, кстати, объясняют, почему старые курганы и дороги местный люд часто приписывает то шведам, то французам, то царям, то генералам: это своеобразный способ зафиксировать в памяти необычные события прошлого через привязку к тем или иным местным объектам. Деревни ведь обычно не имели своих летописей.
Есть в Стахах и своя обида. «Здесь страна Катар взяла в аренду землю, лес наш, на 99 лет, — указал он на лес. — Там забор четырехметровый, столько грибов было… а теперь же — всё. Два раза в день их машина проверяет сетку, еще и ток пустили, датчики движения».
На другом конце Стахов мы встретим 89-летнюю Владиславу Сильвестровну с молодыми голубыми глазами. Хотя и с тросточкой, но еще подвижную. Она была во 2-м классе, когда в Западную Беларусь в 1939-м вошли советские войска. Они двигались на Долгиново и около Погоста постреляли польских пограничников. Они, пять девочек-односельчанок, вместе с родителями, были первыми, кто пошел «стражницу», где лежали застреленные. Около погранпункта их и похоронили. А в этом году будут перезахоранивать на Долгиновском кладбище.
Проблема у Владиславы Сильвестровны такая: ее двор заливает дождевой водой с окрестных холмов. Вода промыла уже глубокую канаву на дороге, приходится вокруг подворья насыпать валы, чтобы воду не пустить. А трактора или экскаватора, чтобы выкопать канаву и отвести воду к реке, — нет нигде поблизости.
Владислава Сильвестровна всю жизнь проработала в колхозе, разговаривает по-белорусски чисто, со светлым юмором, при случае вставляет что-нибудь и по-польски, может прочесть выученный еще в школе стишок по-немецки («раньше знала и перевод, но забыла»).
Из Стахов направляемся в сторону Логойска. Там, между деревнями Малые Нестановичи и Скороды, прямо в поле, вьется, извиваясь серпантином по холмам, четырехкилометровая брусчатка. Чтобы лучше ощутить дух былых времен, мы проезжаем по ней дважды. На этом наше путешествие окончено: Volkswagen радостно поворачивает в сторону Минска, как та лошадка, дом почуяв. Около Логойска на табло загорается лампочка: бензин на исходе. Но бортовой компьютер подсказывает, что до Минска еще дотянем.
Мы проехали за два дня 500 километров, израсходовали 42 литра бензина, побывали на 17 брусчатых дорогах.
Следующее наше путешествие — в направлении Воложина и Сморгони. Благодарим Volkswagen в Беларуси за предоставленный для поездки автомобиль.
