Все Фото: личный архив Анастасии Базар
Жизнь до войны
«Для меня всегда были важны права женщин и детей. В основном я работала организатором мероприятий и создателем пространств. В 2016 году мы открыли в Минске «Сямейны падворак» — коворкинг для родителей с детьми. Фрилансеры и фрилансерки или, например, мамочки в декретном могли туда прийти и поработать, а с их детьми рядом оставалась няня. В 2018 году мы закрылись, но, знаю, потом в Минске начали открываться другие подобные пространства.
Я дальше организовывала мероприятия, организовывала детские площадки на различных конференциях и форумах. Некоторые организаторы систематически приглашали нас сотрудничать, так как женщины, которые ухаживают за детьми, часто отказываются идти на форумы, так как не с кем оставить малышей.
Вдобавок меня волновало право женщин. Я помогала нашему шелтеру «Радислава», убежищу для женщин с детьми, пострадавших от домашнего насилия, устраивала для них праздники или привозила вещи. Присоединялась к различным интересным проектам, тренингам и лекциям.
Не выходила на улицы 9-10 августа, так как одна отвечаю за своих детей. Приняла решение, что буду делать то, что могу, дистанционно, поэтому, например, собирала паспортные данные, чтобы потом искать людей по тюрьмам.
Когда начались марши и возникла квир-колонна, я присоединилась к ней и считаю, что очень важно, что она была.
Осенью 2020-го ненадолго уехала с детьми в Киев, чтобы сделать себе отдых. Собиралась вернуться в Минск 25 октября, но за неделю до того в Беларуси начали массово брать активисток. Понятно, что не могу так рисковать и возвращаться, потому что неизвестно, куда я поеду с границы — домой или нет.
В итоге прожила в Киеве год и три месяца. Основала там «Белорусский хаб», пространство для мероприятий и коммуникации. Также мы проводили в Киеве тренинги для женщин.
В декабре 2021-го переехала в Краков, планировала устраивать здесь группу взаимоподдержки для эмигранток и людей с опытом беженства. Но началась война, и теперь всем, кому я помогла переехать из Беларуси в Украину, нужно было помочь переехать из Украины в Европу. Потом помогала людям с адаптацией, документами, поиском жилья, так как владею польским языком и могу разговаривать с риелторами, оказывала моральную поддержку.
Параллельно мы занялись делом дискриминации белорусов и белорусок в Европе, так как ее уровень слишком вырос с началом войны, когда со стороны Беларуси пошли войска и полетели ракеты. Сейчас мы написали петицию, которую будем представлять омбудсмену по правам человека и депутатам, представляющим Польшу и Литву в Европарламенте. Собрали более 200 кейсов».
«Большое количество женщин после насилия убивают, и этому есть подтверждения»
«Пару недель назад появился запрос от украинских активисток собрать наборы Rape kit — их используют для сбора улик после сексуального насилия. Мне написали подруги, что их коллега ищет сто наборов, мы связались — и понеслось.
Коллеги из фонда Bysol предложили сделать соответствующий сбор, и я поняла, что это будет очень логично, так как у них уже все налажено. Фонд поставляет помощь в Украину и знает, где ее закупать и как провозить. Они понимают, как собирать деньги, плюс в Польше не так просто приобрести нужные контрацептивы. Благодаря нашим общим усилиям, сбор, который изначально был на 10 тысяч евро, набрал за пять дней 30 тысяч.
Сейчас мы пытаемся понять, что именно нужно везти. Мы в контакте с женскими организациями в Украине, я на связи с украинским Минздравом. Ждем точных списков, но с Rape kit есть вопрос. Как мне сказали в Минздраве, сейчас только судмедэксперт имеет право брать улики об изнасиловании, чтобы это могло быть использовано в суде. Теперь коллеги беседуют с адвокатами и пытаются сделать так, чтобы улики, собранные и самими женщинами, и теми, кто им помогает, также могли быть учтены в ходе международного расследования.
Также имеем запросы на медикаменты, стараемся это все собрать и передать. Кроме Bysol, нам помогает немецкая организация белорусской диаспоры Razam. Они уже нашли нужные сто наборов и передали их нам. Белорусы и белоруски со всего мира тоже начали откликаться, врачи и доктора в Италии готовы принимать жертв, то же самое нам сообщают о немецких больницах. Пытаемся наладить перевозку женщин.
Rape kit — это набор, который содержит различные емкости и пакетики, в которых можно сохранить улики изнасилования. Если есть возможность использовать его после насилия, то собирают выделения, возможно, кровь. Берется все то, что находится под ногтями, хотя одна судмедэкспертка написала нам, что лучше вообще срезать ногти и сохранить их с тем, что есть под ними. Еще есть белый лист, на который становится женщина, из нее стряхивается все, что есть, ведь на ней могут остаться чужие волосы или кусочки еще чего-нибудь.
С помощью этого набора можно даже собрать улики, которые позже позволят установить ДНК человека, насилующего. Понимаю, что такой набор — совсем не первое, о чем думает женщина, которую изнасиловали, но при этом есть женщины, для которых важно все зафиксировать, чтобы потом осудить этих людей.
Вторая проблема в том, что даже если бы женщины хотели использовать такую помощь, далеко не все из них знают об украинских общественных организациях, где ее можно было бы получить. У меня такое впечатление, якобы изнасилованные украинские женщины, девушки и, к сожалению, даже девочки попадают в больницы, только когда их туда эвакуируют из той же Бучи — сами они не идут.
Тема насилия, к сожалению, очень триггерная, поэтому на сбор откликнулось много людей. Считаю, что все постсоветское пространство возросшее на культуре насилия, у нас нормализовано любое насилие, не только домашнее. Мы, феминистки, говорили все время с начала революции [2020 года], что был бы невозможен такой уровень государственного насилия, если бы у нас не было высокого уровня домашнего насилия.
Помощь для беженцев, собранная Анастасией и ее коллегами
Насилие может быть не только сексуальным. Это элементарное избиение детей за плохие оценки или поведение, страх быть наказанным. Поэтому люди отзываются, потому что им знакомы чувства, хотя они и не сталкивались с тем, что пережили украинские женщины».
«Насилие — такая тема, где не будет доказательств»
«Многие из этих женщин даже не могут быть транспортированы. Представитель Минздрава Украины как-то говорила мне, что к ним привезли много подростков, я предложила договориться перевезти их в европейские клиники. Она мне говорит: »Ты не понимаешь, они нетранспортабельны и их невозможно перевезти, при этом они же еще и несовершеннолетние». Спросила о родителях — она отвечает: »Ты не понимаешь, их родителей расстреляли». Когда это вот так просто тебе говорят, очень бьет. позже я нашла подтверждение этой истории у одной украинской психологини.
Еще один вопрос, что насилие — такая тема, где не будет доказательств, так как тема очень деликатная. Когда я слышу о таких случаях, я не задаюсь вопросом, все ли это правда, но задаюсь вопросом, могу ли я помочь.
Например, у меня есть информация от двух разных людей, что в Буче повесили женщин, которых изнасиловали. Нигде этой информации нет, но это не значит, что этого не было, это значит, что тема настолько табуирована, что об этом нигде не писали.
В некоторые украинские женские организации до сих пор не обращались изнасилованные женщины, и это довольно распространенная ситуация, ведь даже в мирное время за помощью обращается только 15% изнасилованных. А что говорить о военном, если женщина в еще более стрессовом состоянии?
Поэтому я хочу донести, что [для таких женщин] есть поддержка и есть безопасность. Очень рада, когда женщины просят встретить их на границе, провести, например, к поезду, ведь это вопрос о безопасности.
Также вопрос в погранпереходах. Сейчас там уже не очень много людей, но в первые дни, когда я была на границе, видела там просто огромное количество беженцев и волонтеров. Не было возможности регистрировать ни волонтеров, ни номера их машин, и куда те волонтеры везли беженцев, я не знаю. Но пару недель назад, когда я приезжала на переход забирать своих родных из Мариуполя, меня зарегистрировали в полиции как ту, кто забирает людей. Считаю, что это очень правильно.
Помощь для беженцев, собранная Анастасией и ее коллегами
У меня хорошие отношения с теми украинцами и украинками, с которыми я познакомилась еще до войны в Киеве. Но трудно было осмыслить с началом войны, что НПО-сектор делал невероятный кусок работы, чтобы с августа 2020 года рассказывать о происходящем в Беларуси, а сейчас просто никто ничего не знает и даже не хочет знать о Беларуси.
Сейчас, когда люди в Украине об этом узнают, они очень удивляются. Они не могут понять, как сажают в колонию или дают домашнюю химию за комментарий, и начинают спрашивать, мол, правда ли, что у вас нельзя выйти на улицу в бело-красно-белых носках. Это не значит, что они должны были это знать.
Но если активистка, которая якобы была на связи с белорусами, но ничего о наших протестах не писала, сейчас называет меня циничной с***й просто из-за того, что я белоруска, ну что я могу сказать… Ей, безусловно, больно, но я не позволю так с собой обращаться. Я помогаю не для того, чтобы меня любили, а потому, что я могу помогать, у меня высокий уровень эмпатии, я активистка, и я знаю, как это делать».
«Сделайте так, чтобы не было войны»
«Знаю, что эти слова многих разозлят, но дело в том, что мы живем в патриархате, а в патриархате на женщину смотрят как на объект и инкубатор, который должен родить. Мужчина говорит, мол, я должен защитить тебя и детей, потому что ты не можешь сама себя защитить, и в большинстве случаев это правда. Но от кого защитить? От других мужчин! Так зачем женщин вплетать в эту историю? Сами разбирайтесь!
Если говорить о политике, то я совершенно не понимаю, что сейчас происходит. Не понимаю, как в 21 веке, когда все это уже было, оно повторяется вновь. Но когда мы говорим о насилии, мужчины идут на это, ведь чаще всего насилие остается безнаказанным, редко находятся свидетели (или их можно убить), и потому что это о власти, о необходимости доказать, что я — сильнее. Совершение насилия связано с детскими психологическими травмами, ведь, повторю, мы все выросли в системе, когда важнее тот, кто сильнее.
Все люди, с которыми я сейчас общаюсь, очень напряженные. С некоторыми коллегами у нас очень натянутая коммуникация, но большинство людей понимают, что мы делаем одно дело. Пожалуй, первый момент, от которого мне самой стало плохо, это когда мне рассказывали о том, как в Белую Церковь привезли изнасилованных девушек. Им было по 12-14 лет, слышала и про 6 лет. А потом рассказали о том, каких девушек привезли из Бучи. Их было 30, возраст от 14 до 20 лет, большинство с выбитыми зубами, изнасилованы, нетранспортабельны, 9 из них — беременны.
Одна украинская блогерша хорошо сказала, как себя сохранить, когда ты помогаешь. Очень важно ставить цель и видеть, что ты хочешь сделать, а не погружаться в эмоции. Это все очень больно, и иначе быть не может, ведь если ты исключишь эмоции страха и боли, есть вероятность, что выключатся и какие-то позитивные эмоции. Поэтому стараюсь все это из себя доставать, давать себе возможность и поплакать, и покричать. Сейчас просто ужасно ругаюсь матом и понимаю, что это легальный способ сбросить злость, ведь ее очень много, потому что есть очень много непонимания того, что рядом с войной всегда будет сексуальное насилие.
Когда меня спрашивают, что сделать, чтобы этого не было, говорю — сделайте так, чтобы не было войны.
Но потом вспоминаю, что сексуальное насилие было и до войны, и большое количество женщин из-за этого страдало. Иногда слышу, мол, сейчас разберемся с войной, а потом поговорим [о насилии], но такие вещи меня немного подбивают. Если вы говорите о свободе, но не учитываете все группы людей, то это не свобода, это просто власть для большого количества людей. Не будет демократии без гендерного равенства.
У этой работы есть и позитивное: когда люди немножко выдыхают от того, что у них есть поддержка, когда получается кому-то помочь снять квартиру, когда люди нам помогают и через это получается помочь другим.
Как сказал мой папа, абсолютной тьмы не существует, тьма — это то, где нет света. Но абсолютный свет существует, и я просто стараюсь держать это в себе, чтобы тот свет, что есть и у меня, и у людей, продолжал светить.
Даже если это крохотный огонек, который может не потухнуть только из-за того, что ты поговоришь с человеком».
«Наша Ніва» возобновляет сбор донатов — поддержать просто
«В Украине люди почти не в курсе нашей борьбы». Белоруска, которая живет в Одессе, о городе, подпольном алкоголе и диверсантах
