Иллюстрация: Ольга Белозарович / MOST
— Еще до войны, в январе 2022 года, многие увлеченно играли в игру Wordle, в которой из шести попыток нужно было угадать слово из пяти букв. Один день — одно слово. Вы придумали версию этой игры на белорусском языке «Уордли». А потом началась война в Украине. Вам пришлось из-за этого как-то менять слова в игре?
— Я всегда просматривал, какие слова будут загаданы в ближайшее время: хотелось, чтобы они были разнообразны, чтобы чаще попадалась отличительная белорусская лексика. Несколько слов выбрал тематических, соответствующих дате игры. Последний раз я проверил слова 22 февраля. Например, на 23 поставил «мірны» — к сожалению, это был последний мирный день. После начала войны у меня исчезла техническая возможность контролировать загадки. До начала апреля еще игрался запас проверенных слов, а теперь выпадают действительно случайные.
— Какие белорусские слова люди труднее всего угадывали?
— В Уордли никакой общей статистики не ведется: история игр каждого участника хранится только у них на компьютерах и телефонах. Можно только судить по отзывам. Мне кажется, что труднее угадываются слова с редкими буквами (например, «рацыя» или «шпіён»), а также глаголы и прилагательные — наверное, игроки все же больше ждут существительных.
Сложность еще в том, что все глаголы загаданы в форме инфинитива, а все прилагательные — в единственном числе мужского рода, и поэтому заканчиваются одинаковыми буквами: даже если вы открыли зеленое «*одны», вам еще предстоит разобраться — это «модны», «водны», «родны» или «годны»?
— Какие изменения в языке вы заметили во время войны?
— Сейчас идет активная информационная война, пропаганда и контрпропаганда; наиболее удачные и растиражированные обороты закрепляются в языке в виде мемов. Вообще конфликт длится уже восемь лет, и большинство абстрактных тезисов о том, что вот наши хорошие, а ваши плохие, уже были обыграны ранее. Обороты, которые появляются сейчас, — это, в первую очередь, реакция на происходящие события.
— Например?
— Самый яркий приемер — про русский военный корабль. Этой фразе был предопределен успех. В ней и лаконичная форма, и наша любимая нецензурная лексика, и подсознательный смысловой переход от русского военного корабля к российским вооруженным силам в целом. Важна и история этой фразы: она стала популярной еще тогда, когда из новостей казалось, что пограничники с острова Змеиный погибли в бою. И тут такой буквально художественный сюжет: дерзкие последние слова героя перед смертью. Позже мы узнали, что автор фразы жив, а еще через какое-то время русский военный корабль дошел до места назначения, и символизм стал еще мощнее. Что-то в духе Давида и Голиафа.
Иллюстрация: Ольга Белозарович / MOST
— А как быть с буквами Z и V?
— Вообще это очень неудобные символы, они плохо вписываются в контексты. Ну ладно, Z на автомобиле словно превращает машину в метафору танка — раньше ту же роль исполняли наклейки «На Берлин» и «Т-34». Но на каких-либо театральных афишах или государственных сайтах буква Z выглядит чужой, она грубо врезана в контекст и никак не взаимодействует с остальными знаками.
Но вот в печатный текст латинские буквы вписываются очень хорошо, поэтому мы видим так много «РоскомнадZоров» и «КуZбассов». В общем, это известная игра с большой историей — искажать написания, придавать им экзотичность. Можно вспомнить певицу МакЅим; Глюк'oZa была с большой буквой Z еще лет 20 назад; среди западных музыкальных групп популярный «хэви-метал умляут»: Mötley Crüe, Motörhead — пары точек над гласными не влияют на произношение и стоят только «для крутизны». А как писали в интернете в былые времена, от «падонкаффских» текстов с последовательными ошибками в каждой орфограмме до плотиков — это ведь тоже разновидности игры с написанным текстом.
— Вы встречали эти знаки в Беларуси?
— Я, честно говоря, не был в этом году в Беларуси, но, судя по всему, этих знаков очень мало. Например, недавно проходил пророссийский марш по проспекту Независимости. Я на видео заметил официальный флаг Беларуси, флаги России, Советского Союза, НОДа, но ничего с Z-символикой, даже этого белого флага Z#СвоихНеБросаем не было. Видел две—три фотографии автомобилей с наклейкой Z, но они все на российских номерах.
Думаю, причина в том, что пророссийские взгляды имеют примерно те же люди, которые поддерживают Александра Лукашенко. Они не очень инициативны, более склонны к участию в организованных мероприятиях, чем к индивидуальным актам символического выражения позиции. Те из них, кто готов заявить о своих взглядах, скорее обратятся к более близкой им белорусской символике, которая также выражает приверженность Лукашенко — одну из ключевых идей их идеологии.
— Появилось что-то свое в языке (в русском или белорусском) антивоенное или провоенное? Или какая-то своя «спецоперация» вместо слова «война»?
— В Беларуси я уникальных неологизмов не встретил. Тезисы провоенной стороны полностью выровнены с российской агитацией и катятся по рельсам, которые были построены еще в 2020-м, здесь не приходится ждать какого-то креатива. Судя по заявлениям Александра Лукашенко в 2020 году, он пригласил на помощь сотрудников российской пропаганды, и они взяли конструирование государственных нарративов в свои руки. Во всяком случае, тогда резко исчезли полутона в характеристиках Украины и появился упор на прозвище «Батька», вообще непопулярное в Беларуси, но активно продвигаемое в России.
Другая сторона также опирается на мемы из общего украинско-белорусско-российского антивоенного инфополя. Есть, конечно, уникальные темы для размышлений: осуществлен качественный переход от невероятных белорусов в граждан страны-соагрессора, внутреннее противостояние Беларуси и Белоруссии, однако устойчивых выражений, возникших на этой почве, я не встречал.
— Как вам, кстати, мем с Лукашенко?
— История о нападении на Беларусь с четырех позиций стоит особняком. Вообще, это длинная и не очень удобная для регулярной репродукции фраза, которая особо и не выделяется среди выступлений Александра Лукашенко. Я не исследовал, но вполне допускаю, что у истоков ее популярности стояли не белорусы: мы же каждую неделю сталкиваемся с такими пассажами, а вот на международной арене это до сих пор может впечатлить.
Думаю, для Беларуси более актуальны не изменения в языке, а смена самого языка.
Война, которая идет, очень «лингвистическая»: с одной стороны, ее оправдывают в том числе защитой русскоязычного населения, с другой — люди объединяются вокруг украинского языка и украинской культуры для сохранения своей нации. Конечно, нельзя говорить, что это буквально война русскоязычных против украиноязычных, в Украине действительно много людей говорят по-русски, считая себя украинцами. Но язык может быть средством самоопределения, и я вижу, что в Беларуси после 24 февраля довольно много людей, которые раньше говорили по-русски, стали подумывать о постоянной практике белорусского языка или даже полного перехода на белорусский.
Иллюстрация: Ольга Белозарович / MOST
— Хочу спросить об изменениях языка после августа 2020 года. Появились ли у провластных медиа и чиновников какие-то свои характерные иносказания? Как слово «хлопок» вместо слова «взрыв» в России.
— Такой «новояз» можно использовать в две стороны: и смягчать реальность, и ужесточать. Когда российские государственные СМИ рассказывают о внутренних событиях, они реальность смягчают. Жить в стране, где взрывы, наводнения, пожары — страшно; в стране, где случаются мелкие неурядицы вроде «хлопков», подтоплений и задымлений — ну, терпимо. Рост цен — действительно плохо, корректировка цен — во всяком случае непонятно. Так и война: безусловно, почти каждый скажет, что война сама по себе — это плохо, поэтому телевизор успокаивает: Владимир Путин не начинал войны, наоборот — он начал специальную операцию, чтобы войну (восьмилетнюю) закончить.
Если же речь о врагах, внешних и внутренних, то используются более жесткие слова, с негативными коннотациями. С кем воюет российская армия по версии российских СМИ? С «националистическими батальонами» и «боевиками ВСУ». Не с «украинскими солдатами», точно не с «воинами» и уж тем более не с «защитниками Украины». Украинские СМИ, в свою очередь, также не называют российских солдат «освободителями Донбасса».
Белорусская государственная риторика с 2020 года напирает на разгром своих врагов, используя негативно окрашенную лексику. Пространства провластных телеграм-каналов заполонили террористы, экстремисты и диверсанты. Такое вот отличие от российского подхода: там нежелательные СМИ — иностранные агенты, этакие позорщики России за западные деньги. В Беларуси оппозиционные СМИ — экстремистские формирования, то есть как будто источники буквальной опасности жизни и здоровью. Я не уверен, что определенному стороннику Лукашенко из глубинки комфортно живется в стране, которая кишит террористами.
Наиболее ярко в 2020 года проявились иносказания в символической сфере. Это был процесс болезненный для общества, но интересный с семиотической точки зрения. Когда стало понятно, что бело-красно-белый флаг — почти точно арест, люди стали искать другие способы выразить свою позицию. Флаг Канады — арест. Герб Речицы с «Погоней» — арест. Где-то видел новость, что человеку не разрешили повесить флаг Кабо-Верде — это забавно, потому что флаг этого государства похож на флаг Евросоюза с бело-красно-белой полосой, лучше и не подобрать. Бело-красно-белые зефирки? Гирлянды в окне? Белый лист бумаги в окне? Красно-белая одежда? Все однозначно интерпретируется как знак, поэтому арест-арест-арест.
Лидеры оппозиции искали тот идеальный знак, который бы выражал протестное настроение и при этом оставался безопасным для использования. Ряд инициатив не пользовался популярностью — носить белое по четвергам, гулять в парке по воскресеньям, вывешивать постельное белье на балконах. Думаю, дело в том, что эти знаки слишком блеклые, сливаются с контекстом. Если проводить параллель с вербальными знаками — это как выйти на улицу и прошептать «Жыве Беларусь!». Ты как будто высказался, а как будто слова утонули в шуме города, никто и не услышал. В устном языке среди сторонников перемен яркое иносказание — это «я гуляю», тоже такая своеобразная защита от задержания: я не митингую, я просто гуляю!
— Насколько распространенным стало употребление слова «беларусский» вместо «белорусский» в русском языке как способ показать, что человек выступает против режима Лукашенко? Или это небольшая группа все же людей?
— Это естественное развитие вопроса
«Беларусь или Белоруссия»: если мы говорим «Беларусь», то как будто так получается, что граждане должны быть «беларусы», а прилагательное — «беларусский» (или даже «беларуский», с одной «с»).
Написание такое встречаю нередко, сам в интернете так пишу, хотя словари русского языка, конечно, приказывают через «о».
