Пресс-конференция — это пиар-спектакль, отрежиссированный таким образом, чтобы президент выглядел победителем и чтобы все видели: он «в курсе всех вопросов». Журналисты, таким образом, оказываются актерами на этом шоу. Почему же они туда ходят?
С сотрудниками лукашенковских СМИ все ясно. Самый лучший их вопрос еще в 2011-м сформулировал Дмитрий Гурневич. Он звучал так: «Уважаемый Александр Григорьевич! Действительно, благосостояние народа растёт, мы становимся богаче, стабильности стало ещё больше. В 1945 году мы смогли сломить хребет коричневой чуме. Надои молока становятся всё выше и выше. Были трудности! Да, были, но мы их преодолели. Уважаемый Александр Григорьевич, как гарант независимости и суверенитета, скажите, вы любите кофе с молоком?»
Но почему же журналисты независимых СМИ ежегодно приходят в зал, где почти физически ощущается колоссальное нервное напряжение?
Извините за жестокое сравнение, но контакт с любым диктатором — это как посещение комиссией Красного Креста концлагеря для военнопленных. Пленные могут либо промолчать, либо обо всем рассказать. Но комиссия уедет, а ты останешься в концлагере.
Журналистам смерть грозит нечасто, но дамоклов меч репрессий висит над их изданиями.
Однако самое вопиющее, что превращает эти прессухи в спектакль, даже не самоцензура отдельных изданий. Самое вопиющее то, что «ответчик» может говорить все что угодно, любую отсебятину. Можно сказать, что доярки зарабатывают тысячу, можно сказать, что Захаренко жив.
Говори, что хочешь! Ведь твой оппонент в следующий раз получит право голоса через пять лет, тогда, когда твои слова все забудут.
Это и имел в виду Артем Шрайбман, когда написал, что «спрашивать не о чем», поскольку все ответы мы порой уже знаем загодя.
Секрет в том, что общедоступные в СМИ не обсуждают его высказываний. В свободной стране любое слово политика анализируется и проверяется. Как только звучит заведомый обман, общество в курсе.
В Беларуси же вездесущи лукашенковские СМИ, которые по традиции называются «государственными», хотя они и близко не государственные, не общественные в нормальном понимании этого слова, а находятся в полном распоряжении властной политической группировки. Но и коммерческие СМИ не позволяют себе «проверять слова президента». Они в лучшем случае их процитируют, мол, читатель сам разберется. Хотя задача истинного СМИ — отделять правду от неправды, сопоставлять. Но при диктатуре такая функция отключается, что играет злую шутку с обществом, которое будто бы и располагает полным доступом к информации, но у него отключена функция распознавания правды в информационном шуме.
Вот почему это лишь по форме пресс-конференция, а по сути — спектакль, в котором «нарушить замысел» не так и просто.
Тем не менее, как бы там ни было, это единственный день в году, когда в эфире государственного радио и ТВ звучат острые вопросы. Именно журналисты независимых СМИ поднимают вопросы о провалах в ходе бездарной экономической политики, об энергетической независимости, политзаключенных, русификации, ограничения гражданских прав.
Случается так, что журналисты вынуждены проявлять личную смелость, чтобы защитить свое человеческое достоинство — вспомните примеры Марины Коктыш и Оксаны Рудович.
Во-вторых, иногда СМИ получают возможность решить свои частные вопросы — единственную возможность в лоб спросить насчет запретов, предупреждений, черных списков. Да, скажете вы, это аналог вопросов из районов о выделении средств на строительство. Но это же и защита свободы слова хотя бы теми средствами, которые есть.
В-третьих, жизнь не сводится к политике. Вопросы существуют и в не политических, нейтральных сферах, и они важны.
В-четвертых, наконец, первоочередная задача журналистов — присутствовать там, где что-то происходит. На вопрос «быть там или не быть» они по определению отвечают «быть». Даже если это «спектакль максимальной открытости».
Вот из этих различных аргументов и складывается общее мнение: лучше все же ходить, чем не ходить. Реальность такая, какая есть, и надо делать то, что возможно в этой реальности.
