10 лет назад, после президентских выборов 19 марта 2006 года, в Минске прошли протесты. Площадь стала историей. Давайте же взглянем на нее с исторической перспективы.
Раз за разом
Протесты на площади вписываются в общий ряд 1996, 1999, 2010, 2011 годов.
Каждый раз в них участвовали десятки тысяч человек. Таким образом, это не случайность, не единичный факт, а историческая закономерность.
Исторические параллели
Напрашивается параллель с восстаниями XVIII—XIX вв. Тогда тоже был сильный романтический порыв, раз за разом люди восставали, и каждый раз это заканчивалось ничем.
Не стреляли
В чем отличие выступлений последних десятилетий от событий XIX века? В том, что «восстания» нашего времени были мирные.
В людей в Минске ни разу не стреляли — надо отдать должное Александру Лукашенко. Но и по спецназу никто не стрелял.
Это важный факт, дающий надежду, что при существующей в Беларуси политической системе и в будущем возможна бескровная политическая борьба.
Критическая масса
Обвиняют Милинкевича, мол, Площадь 2006 года не достигла успеха. Но смотрите сами: в 96-м был Пазняк, а в 2010-м — Статкевич и Санников. А результат примерно тот же.
Факт, что и в 1996-м, и в 2006-м и в 2010-м критической массы не собралась, и это обусловило результат. Но до критической массы было не так и далеко: собралось бы вдвое-втрое больше людей — и влияние такого события на общество было бы еще большим.
А что нужно для критической массы? Нужны такие идеи, которые были бы близки еще более широкому кругу людей.
И что все это значит?
Периодичность массовых протестов в Беларуси напоминает польские события в 1956, 1968, 1970, 1980 гг. или восстания в Париже в XIX в.
Периодичность выступлений дает надежду, что однажды, когда созреют экономические и геополитические предпосылки, в Беларуси победят идеи перемен, идеи движения за гражданские права и независимость.
Стоит напомнить, что ни одна из передовых стран мира не обходилась без уличных протестов, а то и восстаний. И США, и Нидерланды, и скандинавы. И белорусы засвидетельствовали своими протестами готовность строить общество по-иному.
