Журналистку Людмилу Маслюкову можно назвать легендарной, и это будет правдой: она делала материалы вместе с Виктором Гончаром и брала интервью у Лукашенко, когда это еще не было мейнстримом. Кроме того, Маслюкову можно назвать одиозной — и это будет правдой, поскольку она открыто говорит, что занималась «обслуживанием» то власти, то оппозиции, то снова власти…
Сегодня Людмиле Маслюковой 69 лет. Подробности своего бурного прошлого она раскрыла в большом интервью «Нашей Ниве».
«Наша Нива»: Вы начинали с заводской многотиражки, а потом попали в «Советскую Белоруссию». Расскажите как.
Людмила Маслюкова: Я начинала работу в газете Тракторного завода. Но нужно было еще завести детей. Я окончила университет в 25 лет, времени оставалось не так много. И когда работала в газете «Трактор», то родила двоих, одного за другим, и потом рванула: перешла заместителем редактора в заводскую газету МАЗа, потом в «Вечерний Минск» и затем в «СБ».
«Советская Белоруссия» была серьезной газетой с гигантским тиражом. Я хотела заниматься аналитикой, публицистикой, получить статус колумниста или спецкора.
В «СБ» я попала, когда мне было уже 32. Это был 1984 год. Я отправляла туда заявки еще во время работы в заводских изданиях, но главный редактор Александр Зинин руководил авторитарно и жестко. Он отвечал мне так: «Я женщин не беру».
И я начала писать в «СБ» пробные статьи в разные отделы. После одной публикации меня заметил Иосиф Середич, тогда он был первым заместителем в «СБ». Он меня взял, и я попала в отдел писем. Это была катастрофа в каком-то смысле: писем шло очень много, было тяжело. Плюс надо было сдавать отчеты и обзоры в ЦК — о чем люди пишут в тех письмах. Правда, как я выяснила, эти отчеты потом никто и не читал.
Я ходила к Зинину и стонала, чтобы мне дали настоящую журналистскую работу. Но отдел писем я наконец покинула, только когда Зинин ушел с поста главного редактора. И тогда я уже начала писать о чем хотела.
«НН»: Можете назвать плюсы и минусы советской журналистики?
ЛМ: Минусов было больше.
Медленная, тугодумная работа: за месяц сделает человек два «подвала», большие статьи внизу газетной полосы — и как бы нормально. Новости как жанр были в упадке, сенсация считалась дурным тоном. Расследования только в рамках дозволенного, и любые упоминания в тексте Минобороны или КГБ надо было согласовывать с цензорами.
Надо было прославлять человека труда. Это еще ладно, поскольку человека труда я уважала всегда, но это было очень однообразно.
Поэтому я взяла себе криминальную тему, которая тогда была не очень популярной и распространенной, работала с Минским райотделом милиции и писала оттуда репортажи по средам. Моя рубрика так и называлась: «Уголовная среда».
Плюсы советской журналистики… Аналитика. Сегодня ее нет вообще.
Правда, я газеты не читаю с 2003 года, когда ушла из профессии. Но то, что вижу по ТВ или в соцсетях, — аналитики нет.
Раньше писали лучше: литературный стиль был, и каждый журналист вырабатывал свой стиль.
Воля была. Ты делал то, что до тебя никто не делал, поскольку менялись времена, дерзость иногда даже поддерживалась начальством.
В общем, принципиальное отличие в том, что раньше в центре внимания был человек. А сегодня в центре внимания событие.
«НН»: А расскажите о Чернобыле. Как узнали о катастрофе, что говорили в журналистских кругах, что можно было писать об этом в советской прессе, чего нельзя?
ЛМ: Утром 26 апреля я пришла на работу в «Советскую Белоруссию», поднялась на третий этаж. И бежит по коридору Ира Гуринович, возглавлявшая отдел пропаганды в «СБ», и кричит: «Закройте форточки! Взорвалась атомная станция»
Я считала Иру чудаковатым человеком, ну, думаю, не может же быть. Но к концу дня стало понятно, что произошло что-то действительно трагическое и грандиозное.
Весь Дом печати гудел как улей, люди обсуждали новости между собой. Знали, что это был Чернобыль, знали, что была авария… и больше ничего не знали. Все — от редакторов до корреспондентов — были в растерянности, потому что не понимали, как реагировать.
«НН»: А какие приказы были от начальства? Писать об этом или, наоборот, не писать?
ЛМ: Зинин, может быть, и имел какую-то информацию и сведения, но нам он ничего не говорил. Заданий писать на тему также никто никому не давал.
«НН»: Страшно не было?
ЛМ: Нет. Мы считали, что Минск волна не накроет, считалось, что в столице нет радиации, а пострадали Гомельская область, Могилевская, ну и территории Украины.
Постепенно мы связывались с бывшими коллегами, которые перешли работать в московские издания. У них было больше информации. Но в первые дни мы все были растеряны, это главное, что я помню. Йод я не ела, детей не вывозила… Паники тоже не было.
Да я и не представляла масштаб трагедии. Информация об этом просачивалась по крупицам. Мы стали вникать, что такое стронций, что такое цезий…
Несколько наших сотрудников пошли ликвидаторами. Объявили сборы и забрали уже возрастных, тех, кто давно отслужил в армии и был в запасе. Делалось это принудительным методом.
Помню не то историю, не то анекдот с тех времен. Наши ехали то ли на расчистку территорий рядом с Припятью, то ли на замеры радиации в деревнях… Едут, видят поле, а на нем мужик пасет корову. И корова как-то очень странно блестит на солнце. Журналисты же любопытный народ, остановились, подошли.
Оказалось, что мужик свою корову обмотал всю целлофаном, «чтобы радиация не взяла». Но то, что его корова ела загрязненную траву, он не понимал.
Одна женщина из деревни спрашивала: «А если взять радиацию и прокипятить, и еще раз прокипятить, и еще? Она быстрее распадется?»
Это всё говорит о том, что люди не были информированы. К такой катастрофе никто не был готов — ни в верхах, ни в низах.
***
«НН»: Вы говорили, что не читаете газеты с 2003 года. Совсем?
ЛМ: Да, в руках не держу. Смотрю телевизор, аналитические обзоры.
«НН»: А что именно? Соловьева-Киселева? Или «Контуры»?
ЛМ: Белорусское телевидение совсем не смотрю. Оно такое неинтересное, провинциальное, вчерашнее… Эти дикторы с вечно постными физиономиями… Мне не хочется.
«НН»: Белорусское ТВ, конечно, не образец профессионализма, но оно хотя бы о наших проблемах, в отличие от российского.
ЛМ: Ой, а то я их не знаю, эти проблемы.
«НН»: А что смотрите из российских передач?
ЛМ: Киселева. Ираду Зейналову.
Киселев мне интересен. Далеко не всегда, но иногда соглашаюсь с ним. Он безусловно тенденциозный, но…
«НН»: А разве сегодня это российское ТВ не такая же явная пропаганда, как было в советское время?
ЛМ: А сегодня пропаганда во всем мире такая же.
В Штатах, в Украине сильная антироссийская пропаганда, в Прибалтике. В России пропаганда антиамериканская, плюс позитивная пропутинская. У нас — постоянная лукашенковская. Нейтральных территорий не осталось.
Я помню, как «Евроньюс» освещал события в Украине, когда был кризис, Майдан. Настолько уже подсвечивали оппозицию, но ни одного слова не давали со стороны Януковича или его команды. Только герои, только та «смелая сотня»! И это так примитивно, провинциально, на уровне белорусского ТВ.
«НН»: По-вашему, белорусское ТВ — это какой-то пример образцового убожества, получается.
ЛМ: Нет, оно не убогое. Оно именно провинциальное. В чем-то оно даже милое, потому что сдержанное, не лепит сенсаций, не навязывает глупую и пошлую попсу… Там совсем отстоя нет. Но оно мне неинтересно: нет новизны, нет драматургии.
***
«НН»: Вы едва ли не первый журналист, который обратил пристальное внимание на тогда еще депутата Лукашенко. Чем он вас так зацепил?
ЛМ: Он был возбудителем постоянного беспокойства в парламенте, был очень заметен. У него была харизма, и он говорил о том, что меня волновало: о переделе собственности, криминализации страны, о новых капиталах.
И я, как человек коммунистических взглядов, воспринимала эту «сделку века» и разграбление так же, как и он.
«НН»: «Сделка века и разграбление» — это вы о чем? О развале СССР?
ЛМ: Нет, о переделе собственности и разграблении страны. Я этого очень боялась. Этого и радикального национализма. Меня пугал Пазняк со своей русофобией. Я же россиянка, я родом из российской глубинки, я училась в Москве, в МГУ. И я не смогу от этого отказаться никогда. Это мои корни.
А развал Союза для меня был личной трагедией. Потому что я родилась в Союзе и он мне дал всё что можно: достойный уровень жизни в городке на Кубани, где я родилась и выросла. Дал шанс из далекой южной провинции пробиться на факультет журналистики в МГУ.
«НН»: И что, сегодня, с высоты 69 лет, вы все еще человек коммунистических взглядов?
ЛМ: Безусловно. Я поддерживаю коммунизм как идею. Но то, как его осуществляли, поддерживать трудно и сложно. Сталинизм и репрессии — это невозможно поддерживать. Брежневский застой — кошмар и маразм.
Как идея, по моему мнению, коммунизм — хорошая альтернатива сегодняшнему порядку в мире. Но люди захотели жить так. Я не верю, что кто-то там развалил СССР. Люди сами захотели перемен, захотели свобод.
«НН»: Вернемся к Лукашенко. На первых президентских выборах голосовали за него?
ЛМ: Нет, за Кебича.
Лукашенко возглавил антикоррупционную комиссию, когда был депутатом. И я работала вместе с ним над текстом доклада. Там я познакомилась с Василием Новиковым, который был аналитиком у Лукашенко.
Мы работали над речью в моем кабинете в Доме прессы. И он читал текст выступления, который мы написали с Новиковым, и говорил: «А вот здесь я вставляю свой фитиль!» И его эти фитили произвели сенсацию, а не наш текст. Ведь у нас была фактология, а у него — эмоции, напор.
А потом на выборах Лукашенко использовал антикоррупционный доклад в своих избирательных целях как щит. А я хотела, чтобы были реальные действия по теме.
Потом была история, когда Лукашенко, Титенков и Шейман ехали на белом «мерседесе» и их якобы обстреляли. И потом они поехали в баню! Была пресс-конференция, сидел Ваня Титенков, что-то там блеял жалобно… Я поняла, что это была инсценировка, самострел. Глядя на то, что они рассказывали, что было потом… я уверена, что это была «разыгровка».
А Кебич был порядочный человек. Но я понимала, что он не пройдет.
Лукашенко был на коне, соперников у него не было.
«НН»: Сегодня не сожалеете, что выиграл Лукашенко? 25 лет прошло, какие плюсы и минусы, на ваш взгляд?
ЛМ: Нет, не сожалею. В конце 1990-х я ездила в Россию и видела, что там. Мои родители сидят без света, потому что отключают электричество. Пенсии то платят, то не платят… Денег нет, сестра с семьей бедствует… Моя подруга детства печет хлеб дома, потому что вместо денежной помощи на детей ей выдали мешок муки… Вот чем там обернулась «рыночно-буржуазная революция».
А Лукашенко это сдержал. Мы избежали этой пропасти.
О Лукашенко говорят, мол, сидит 25 лет в должности. В Украине вон меняются президенты. Уже было 6. И где эта страна сегодня и что с ней происходит? Так что пусть Лукашенко сидит.
А минусы… Несменяемость власти — это и хорошо, и плохо. Ведь у одного человека ограниченный потенциал. И если власть долго не меняется, неизбежно начинается застой. А страна должна развиваться динамично.
Но я боюсь изменений во власти, если придет придурок, извините, хуже Лукашенко, наломает дров, и кризис достанется моим детям, которым сегодня около сорока.
«НН»: И что тогда, пусть он передает власть детям?
ЛМ: Я категорически против. Власть — все же не наследство. Нужен преемник, но лучше бы не родственник.
***
«НН»: В начале 1990-х вы работали в «Советской Белоруссии», и довольно успешно: писали вот доклады молодому Лукашенко. Почему ушли и как оказались в противоположном лагере, в «Народной воле»?
ЛМ: Я ушла из журналистики в советники вице-спикера Новикова. Ведь хотелось же присутствовать при событиях, наблюдать все своими глазами, изнутри. Журналист же за кулисами не бывает.
А потом рухнул Верховный Совет, моих продвинутых коммунистов вместе с либералами выкинули на улицу.
В «СБ» тогда уже был редактором Павел Якубович. Меня он бы и на порог не пустил, потому что мы с Новиковым писали статьи против президента.
А мне категорически нужна была работа. На мне муж-писатель, дети-подростки, отец мужа с нами жил…
Нужно кормить семью. Нас, советников оппозиционных политиков, сократили. И я позвонила Середичу. Говорю: хочу к тебе на работу. Он говорит: возьму, но никаких твоих коммунистических убеждений!
Отвечаю: буду пропагандировать либерализм!
Я себя сказала так: главное зарплата, работа, а потом разберемся. Я пошла к либералам и начала их обслуживать. Моя задача была прославлять либерализм и обстреливать власть. Отмечу, что какие-то либеральные ценности мне были близки, свобода слова, например. Хватало и обычной журналистской работы.
Я писала, писала… Но во многом это было против совести. Я почувствовала, что это такое, когда пишешь не от души. Получалось звонко, я умела подавать и раскрывать людей.
Но со временем мне там надоело.
«НН»: Ходят слухи, что Лукашенко сказал вам, что не в ту газету вы попали.
ЛМ: Было.
На большой встрече белорусских и зарубежных журналистов с Лукашенко присутствовала и я от «Народной воли». Середич поручил мне задать какой-то каверзный вопрос. Я подошла к микрофону, что-то там вякнула… Лукашенко мне говорит на весь зал: «Людмила, что ты там делаешь в этой газете? Ты талантливый журналист, иди в «Советскую Белоруссию»!
Якубович был там, но промолчал.
И потом я попала на серьезную операцию. Лежу в больнице и думаю: платят мне в «Народной воле» официально мизер, а я уже не молодая девочка, пора о пенсии думать.
И сыну скоро в армию, получается, он там будет защищать страну, а я тут на деньги дяди Сороса буду страну подрывать?
«НН»: Подрывать страну?
ЛМ: Мы же только то и делали! Подрывали, критиковали безбожно и без конца. Иное дело, что взорвать не могли, это как лай из подворотни. Нам было весело, но ни на что мы повлиять не могли. Власти нас серьезно не воспринимали.
Ну и плюс мне надоело. Акции протеста бесконечные, одинаковые, малолюдные, никому неинтересные… А я должна была вдохновенно писать о них…
Я была как «Бесприданница». Только она любовь искала, а я свободу слова. И нигде не нашла: там при власти, тут при спонсорах… Куда податься бедному журналисту?
И я решила, что нет разницы, где отрабатывать гонорар. Да и в «СБ» он больше, без конвертов, аудитория больше, больше тиражи. Пойду, думаю, посмотрю с другой стороны на то, как живет Беларусь при Лукашенко.
И пришел как-то в редакцию «Народной воли» какой-то бизнесмен. Тогда же мобильники были редкостью. Я попросила у бизнесмена мобильник, поднялась на этаж выше и набрала Якубовича. Говорю: возьмешь меня на работу? Говорит: возьму. Это потому, что было предложение Лукашенко, сам Якубович бы взять меня не решился.
«НН»: Получается, вы должник Лукашенко.
ЛМ: Это он мой должник! Этим предложением работы в «СБ» он мне отплатил за те интервью, когда о нем еще никто не знал, а я о нем писала. Думаю, мы квиты.
Со стороны Лукашенко слова про «СБ» были великодушным поступком. Потому что если почитать, что я писала о нем…
«НН»: А вам не стыдно?
ЛМ: За что?
«НН»: Сначала в «СБ» вы распекали оппозицию. Потом вместе с коммунистами распекали власть и продвигали коммунизм. Потом продвигали «либералов» и «национализм», критиковали власть и коммунистов. А потом вернулись в «СБ» и стали распекать и оппозицию, и либералов, и коммунистов…
ЛМ: Как сказал мне один из заместителей в «СБ», «тебя сюда киллером взяли, работай, отстреливать оппозицию!».
Мне не стыдно нисколько. Я побывала всюду и всё видела, была в эпицентре, была участником событий.
«Народная воля» — частное издание. После партийных изданий интересно было посмотреть, что это такое.
«НН»: Но как же ваши собственные взгляды?
ЛМ: Я писала еще много о чем: и о симфонических оркестрах, о женщине в журналистике…
«НН»: А в «СБ» вы наконец почувствовали себя комфортно?
ЛМ: Это тоже был компромисс с совестью. Я пошла туда ради зарплаты, ради масштаба издания, ну и обслуживать вертикаль. И это обслуживание для меня было весьма тяжелым, но я честно это отрабатывала.
Писала, что приказано: про народный контроль, профсоюзы… Но запала не было, я работала уже в полруки. Моя цель была досидеть до пенсии и уйти из журналистики.
Я понимала цену всех разменов. Середич мне говорил: «Ты теряешь свое лицо», — но я отвечала, что зато я сохраняю себя.
Пострадали читатели, конечно. Когда я работала на либералов в «Народной воле», читатели писали мне письма, носили цветы… Но я их обманывала. Потому что не от души писала все это. Я представляла либералов так, как они хотели, и читатели думали, что я тоже такая. Но я была сама по себе, и принадлежала только себе, и никому мое перо не было продано навсегда. Меня приглашали в фонды, открыть школу журналистики, но я отказывалась, чтобы не было серьезной финансовой зависимости. Отработала свое, получила свое — и всё.
«НН»: Не жалеете о том, как сложилась ваша карьера в итоге?
ЛМ: Вы что?! Я считаю, что блестяще все сложилось.
«НН»: А сегодняшнюю «Советскую Белоруссию» читаете?
ЛМ: Нет, никогда не открывала после того, как ушла. После 5 мая 2003 года.
***
«НН»: Назову несколько имен, охарактеризуйте их, пожалуйста.
Виктор Гончар?
ЛМ: Яркий, умный, молодой красавец…
Мы с ним писали материал для «Народной Воли».
Он был как черт из табакерки. Его выгнали из ЦИК, он исчез. Кажется, в Литве, говорят… Потом вдруг появляется в редакции «Народной воли». Хотел дать большую серьезную публикацию с «накатом» на власть. У него огромный сборник нарушений, которые допустил Лукашенко, и это все надо было расписать, дать страшный прогноз. И мы с ним писали эту статью днями и ночами.
Гончар подавал блестящие надежды. Блестящий оратор, он был максимально амбициозный, умел заговорить и очаровать аудиторию. Но он это делал как рафинированный интеллигент. Он мог очаровать парламент, но не мог очаровать колхоз или КГБ, как это делал Лукашенко. Потому что Лукашенко был одним из народа. За Гончаром пошли бы либералы, студенты, профессора, деятели искусства… Сливки общества. А их никогда не хватит, чтобы победить в голосовании.
«НН»: Захаренко?
ЛМ: Знала его только как министра внутренних дел. В этом он был очень хорош. Тогда же свирепствовали бандиты самых разных национальностей на наших дорогах, останавливали грузы. И Захаренко с этим разобрался.
«НН»: А исчезновение их?
ЛМ: Не знаю. Факт убийства не был установлен или доказан. Неизвестно, что с ними произошло.
«НН»: Павел Якубович?
ЛМ: О, Павел Изотович, не человек, а сказка! Я его уважаю за талант, он блестящий публицист, саркастический. Мы с ним люди одного времени.
Якубович очень умный человек, энциклопедических знаний в различных областях. Царедворец, дипломат. Он может подобрать ключ к любому собеседнику, очень обаятельный человек.
Конечно, есть в нем черты, которые мне не нравились. Он очень жесткий руководитель, причем использовал странные методы. Человеку выносить это было тяжело. В «СБ» иногда всё, кажется, было нормально, работаешь… И тут вдруг твои статьи заворачиваются, и Якубович, и вся верхушка «СБ» вдруг перестают с тобой здороваться и разговаривать. И ты сидишь и не знаешь, в чем проблема. А проходит время — и всё становится нормально, словно и не было ничего.
Он подвергал работника остракизму и ничего не объяснял. Это было крайне унизительно. Так нельзя с людьми, я считаю.
«НН»: Зенон Пазняк?
ЛМ: Он считал меня врагом. Я говорила: не удержится символика, которую вы насильно навязываете людям! Нельзя белорусскую свободу выращивать в американской пробирке, как вы хотите!
Я потрошила все его идеи, особенно его русофобию.
И Пазняк же слинял за границу под угрозой ареста! Ему грозила, кажется, административка какая-то. Это, я считаю, он просто струсил.
Я его победила.
«НН»: Федута?
ЛМ: О, какой милый человек! Прелесть!
Он пушкинист, докторскую писал, а это непросто — сказать что-то новое о Пушкине. У него отличный стиль, сатирический дар, сарказм, аналитика его…
Была история, когда депутат Антончик подготовил антикоррупционный доклад, редактор «СБ» Осинский захотел его напечатать. Я побежала, забрала этот доклад у Пазняка — единственный раз в жизни, когда Позняк посмотрел на меня с одобрением.
И потом я позвонила Федуте, он работал в управлении информации Администрации президента. Я сказала, что будет печататься этот доклад. Федута курировал прессу, и редактор поручил мне его предупредить.
Федута стал говорить: не печатайте, давайте договоримся… Он приехал к нам, мы проговорили полтора часа, но так и не договорились. Главный редактор Осинский поехал домой, и ему будто бы позвонили из типографии и сказали: доклад сняли с полосы по распоряжению Федуты, что делать? И редактор ответил: печатайте так, пусть остается пустое место. Вышла «СБ» с белым пятном, был скандал. После этого редакторы полетели с должностей…
«НН»: Иосиф Середич?
ЛМ: Более энергичного человека я никогда не встречала. Он настолько увлечен газетным делом, что никогда не мог успокоиться. Это его судьба, по большому счету. И Лукашенко его уважает за стойкость и верность идеям и ремеслу. Пусть это и бессмысленно, поскольку если и появится настоящая оппозиция, то мы до той поры не доживем или будем дышать на ладан.
«НН»: Петр Марцев?
ЛМ: Его я уважала издалека. Большой талант издателя, редактора, бизнесмена. На тот момент его «БДГ» и «Имя» были замечательными медиа западного образца, пишущими об истеблишменте. Мой шеф, Новиков, депутат, всегда просил покупать ему эти издания. Каждый в Верховном Совете начинал день с «БДГ» и «Имени», читал там про себя.
«НН»: Лидия Ермошина?
ЛМ: Мы с ней тесно сотрудничали, когда я освещала президентские выборы. Ермошина очень выдержанная, железная леди. И она искренне убеждена в своей правоте, верит в то, что делает. А разговоры о фальсификации выборов — это байка оппозиции, я считаю.
«НН»: За Лукашенко голосуют многие, да. Но не почти 90%, как ему рисуют.
ЛМ: А это то, что я называю маленькими хитростями.
«НН»: Это не маленькие хитрости. Это прямой обман.
ЛМ: Ну если половина населения пришла на выборы и выбрала Лукашенко, то он законно избранный президент. И если он нарисовал себе 80%, то это политическая озорство, но не более того. Ведь его же избрали президентом! Он же не перерисовывает 20% на 70%, потому что это уже серьезно, это кранты.
Да и если посмотреть с юридической точки зрения, преступление ли это?
«НН»: Подмена одних цифр другими — это обман, разве нет?
ЛМ: Это обман. Но не преступление!
